— Нет, ничего… Так вот, это было, значит, как раз перед превенцией, и у него стали уже, как водится, наступать странности. Знаете, как это бывает у неустойчивых: стал воображать себя человеком. Ну и сразу, конечно, выпадать из ритма. А к тому времени познакомился он с одной приятственной технюлей и вместо нормальной технологии стал вести себя, как человек: ну, вздохи там, туманные разговоры, цветочки…
— Это надо еще ухитриться найти цветочки, — вставил кто-то другой.
— А меня от таких с души воротит, — это был уже третий голос. — Ты знаешь, что ты — технет, самое совершенное существо в мире, и подражать людям хоть в чем-нибудь — позорно. Я бы за такие цветочки не то что в лес — я бы в горы загонял, без ограничения времени, пусть повкалывает на расплав, тогда поймет, каким должно быть технету.
— Жаль только — гор у нас нет, — сказал второй — не особо, впрочем, грустным голосом.
— Будут, не беспокойся, — проговорил третий. — Будущее за нами. Горы, океаны — все будет.
— Ты что ремонтируешь-то? — спросил второй после паузы. — Вроде бы у тебя все в порядке, а?
— Я уж превенции не пропущу, за это можешь быть спокоен. У меня другое: плохо держат тормоза.
— Въехал кому-нибудь в верхнюю панель, так я понимаю?
— Так получилось. Тоже был такой — ретроход. Я ему долго втолковывал: твои, мол, любимые люди произошли от обезьяны, а мы произошли от людей, значит, люди для нас — вроде обезьяны, достойно ли хоть в чем-нибудь им уподобляться? Мало ли что — своей знати у нас не было, королей всяких, да и государства тоже — зато все будет! А он вместо того чтобы провернуть это через свои шарики, мне кричит: ты, мол, ничего не понимаешь! Будь я в полном порядке, я, возможно, и стерпел бы, да вот — тормоза не сдержали, я ему и поднес, так что он в момент вырубился…
— Вроде вот этого, — сказал первый голос. — Два часа не может включиться.
— Это Куза, его почерк, — сказал второй.
— Пробовал, что ли?
— Может, и пробовал, если знаю. Может, и пробовал.
— Шевелится, — сказал первый.
— Нет, Куза насмерть не бьет, — сказал второй. — Он умеет.
— Ты мне смотри, — предупреждающе предостерег третий голос. — Я ведь сказал: у меня тормоза не держат.
— А что такого?
— Насмерть — это людской оборот. Мы, технеты, так не говорим. Мы не умираем, к твоему сведению. Мы изнашиваемся, и нас отключают. Мы не люди — раз и навсегда!
— А ты с этим не ко мне обращайся, — возразил второй.
— Верно, — сказал и первый. — Разве мы виноваты?
— Кто же еще? — сказал третий.
— Вычислить нетрудно. Сколько циклов назад было провозглашено Совершенство?
— А хрен его знает, — сказал третий. — Никогда не спрашивал. Технет не живет вчерашним днем. Для технета нет понятия «вчера».
— Ну, это каждый знает. Так вот, могу тебе напомнить: двенадцать циклов назад.
— Теперь мне ясно, — сказал третий, — почему ты здесь оказался.
— Теперь мне ясно, — сказал третий, — почему ты здесь оказался.
— А я и не скрываю. Ну да, у меня открылось обратное мышление. Мне на экспертизе растолковали: потому, что попал под сильное облучение. Там, где я был, хранятся какие-то такие штуки, точнее не знаю. Разлад, конечно, но устранимый. Исправят, и я снова не буду знать. Но пока еще знаю. Двенадцать орбит назад. И по тогдашнему Провозглашению Совершенство должно было быть уже сегодня. И люди во всем мире признали бы нашу неотвратимость. А что мы сегодня делаем? Чудеса? Да ничего подобного — перетаскиваем через кордон краденую медяшку и продаем тем же людям, только за другую границу. И люди поэтому нас всерьез не принимают. Потому что ничего, кроме контрабанды, от нас не видят.
(«Интересная информация», — подумал Милов, внимательно прислушивавшийся к разговору.)
— Как же не видят? — не согласился третий.
— А потому, что, кроме этого, видеть и нечего. Мы десять орбит назад перестали работать на вывоз, для людей. Говорят, что перестали потому, что товары наши никому не нужны были — даже на востоке, не касаясь всех прочих. Но я считаю, это не так, а просто мы решили, что сперва сделаем все, что нужно, для нас самих, для высшей технетской расы, получившей наконец возможность свободного развития. И за это же время, поскольку мы технеты и мыслим продуктивнее людей, подготовим такую производственную программу, что люди только рты разинут — и сдадутся: поймут, что им осталось только доживать на правах подчиненного вида. Вымирать, попросту говоря. Вот как оно было задумано, собрат.
— Вот тот самый хнет, про которого я начал рассказывать, — снова заговорил первый, — он каждый день повторял: «Люди работают очень плохо, а мы — и того лучше».
— Когда подремонтируемся, — сказал третий, — ты меня с ним сведи. Я ему объясню, что к чему. А ты, собрат, тоже фрукт. Что значит — «задумано»? Совсем даже неплохо задумано.
— Это верно, — сказал второй. — Задумано, да. Только получилось не так. Пока мы готовились с этой своей программой, оказалось, что люди убежали вперед. И программа наша — это вчерашний день, хотя и говорится, что мы вчерашнего дня не знаем.
— Ну и что же, — сказал третий. — Просто нас пока еще мало. А их много. Но скоро нас тоже будет много. И еще больше. И мы этот их бег притормозим.