Наконец улеглись спать вповалку, подстелив мешковину и кое-как укрывшись пиджаками.
Перед рассветом на их баррикаду пришли двое руководителей пролетарского отряда и с ними — отец Яся. Осмотрели работу, заговорили между собой, обсуждая наиболее вероятное направление немецкого удара. Вообще выходило так, будто Ясь с товарищами тут не при чем.
Мариан, со стоном зевнув, встал, зябко охлопал себя по бокам, потоптался, затем с дерзким видом закурил и осведомился как ни в чем не бывало:
— А что, пан Воеводский, дадим немцу по зубам?
Валерий хмуро поглядел на него и ответил:
— Как бы нам самим от немца не схлопотать, Марек…
Мариан склонил голову набок.
— А оружие выдадут?
Вмешался один из руководителей — судя по повадке, бывший на заводе мастером:
— Лет сколько?
— Шестнадцать, — сказал Мариан и гордо сплюнул сквозь зубы.
— Четырнадцать, — поправил Валерий. — Нет, Марек, думаю, оружия ты пока не получишь.
Остальные тоже зашевелились. Гимназистки захныкали, ворочаясь на земле.
— Товарищи! — обратился к ним бывший мастер. Он выждал, пока все очнутся от сна, и продолжал: — Варшава благодарит вас за прекрасный, самоотверженный труд. Впереди — бои. Мы надеемся отстоять город… — Он закашлялся и сипло завершил: — Идите домой. Каждый вносит свой вклад в общее дело. Вы свой уже внесли.
Ясь хотел было возразить, но отец махнул рукой и устало произнес:
— На сегодня все.
— Но!.. — взъелся Ясь.
— Скажи маме, что я вернусь. Ступай.
Отец казался чужим и неприятным. Ясь взял у Мариана папиросу и сунул в рот, желая позлить отца, но Валерий уже ушел.
— Пошли отсюда, — досадливо сказал Мариан. — Мы им нужны только деревья валить. За сопляков держат!..
На баррикаде остался только чужой тощий юноша. В свете наступающего утра было видно, что он старше троих друзей лет на шесть. И ему-то был обещан револьвер.
И ему-то был обещан револьвер.
— Наплевать, — сказал Мариан. — Я знаю один гараж, там сейчас делают зажигалки — кидать в танки. Идем?
* * *
Ярослав явился домой сразу после полудня восьмого сентября, на брюках — устрашающие бензиновые пятна, сам очень грязный и пошатывающийся. Мама велела ему умыться, немедленно поесть супа с клецками и ложиться в постель. Так он и поступил. Мама отошла к окну и опустила шторы, а когда обернулась, сын уже спал и для него война на время прекратилась.
К вечеру от юго-западных предместий непрерывно загрохотали орудия. Ясь проснулся, сел в постели, не понимая, почему гремит. Потом вдруг разом вспомнил о войне, немцах, поморгал в полутемной комнате и закричал:
— Мама! Танки!
— Я знаю, — отозвалась мама, входя. — Отдохнул? Я чай согрела.
— Отец вернулся? — спросил Ясь, выбираясь из-под одеяла.
— Нет, — сказала мама.
Гремело до ночи, потом стихло. Спать не хотелось. Ясь рассказывал маме и соседке пани Ирене о строительстве баррикад и противотанковых заграждений. В час ночи вернулся Валерий, черный и бешено злой. Мама бесстрашно обхватила его за шею руками. Отец опустил лицо в мамины волосы, взбитые в прическу. Мама вообще сделалась в эти дни мягкая и грустная, не бранилась, не жаловалась — только вздыхала иногда. Пани Ирена глядела на Валерия широко раскрытыми глазами, как на страшного незнакомца.
Потом мама взяла отца за руку и усадила за стол. Валерий Воеводский выпил чай, сказал, что немца пока отбросили, упал головой на скатерть и громко, неприятно захрапел.
Утром девятого со стороны Мокотова, Воли и Охоты опять донесся гром. Слышно было, как бухают орудия, раздельно трещат пулеметы. Отец, выспавшись, снова ушел, стараясь не замечать скорбных маминых взглядов. Ясь побежал к Станеку, надеясь застать у него дядю Яна — авось тот окажется поразговорчивее.
Дяди Яна там не обнаружилось, зато наблюдался во всей красе Мариан Баркевич, собственной персоной. Он восседал в кресле, небрежно закинув ногу на ногу, и повествовал о подвигах польской армии, варшавского гарнизона, пролетарских бригад и своих собственных. Все это он пережил лично и знал доподлинно, ибо успел побывать в Мокотове, пока Ясь и другие младшие на полгода товарищи отсыпались у себя дома.
Немец отброшен. (Канонада действительно к середине дня смолкла). Танки не смогли преодолеть густую сеть баррикад, противотанковых рвов и минных полей. А между тем к Варшаве стекаются польские отряды, временно потерпевшие поражение к западу от столицы. Есть даже кавалерия. Лично он, Мариан, вступит в кавалерийскую часть. Он уже успел переговорить об этом с одним подпоручиком.
Станек жгуче завидовал Мариану, но более трезвомыслящий Ясь позволил себе усомниться:
— Тебя не примут.
— Сейчас это просто, — отмахнулся Мариан. — Самое обычное дело. Даже документов не спросят. Я по линии добровольцев.
Однако никуда Мариану вступить не довелось. К ночи десятого сентября отец Марека, инженер Баркевич, добрался наконец до Варшавы (война застала его в Познани, где он находился в служебной командировке). Твердой рукою инженер Баркевич вздул подростка-сына за излишнюю самодеятельность, воспретил ему впредь соваться в район боевых действий, а в довершение самоуправства бессовестно прикарманил мариановы папиросы.