— Я не могу жить без запаха типографской краски! Меня можно не кормить! Не поить! Меня можно не пускать в кинотеатр «Аполло» и ресторан «Митропа», пусть там все подавятся! Но, черрт возьми, кто дал им право лишать меня моей газеты?
К ноябрю он уже связался с подпольем и взял на себя заботы о нелегальной газете «Голос Польши». Кшись поставлял для газеты обзоры немецкой кинохроники, которую показывали в варшавских кинотеатрах, а пан Пшегродзки, основываясь на информации радиопередач и мнениях зарубежных аналитиков, сопровождал эти обзоры язвительными, разоблачающими комментариями. Газета получалась смешной и ядовитой.
Ярослав принес домой «Голос Польши» в самом начале 1940 года. Показал родителям. Мама испугалась, а отец внимательнейшим образом прочел, сложил в несколько раз и молвил:
— Лихо.
Мама сказала робко:
— Валерий! Ведь это опасно… Почему ты молчишь?
Отец поднял голову и несколько секунд смотрел маме в глаза. Потом сказал:
— Да потому что опасно сейчас все… Не опасно только лежать на кладбище.
— Но пани Ирена как-то ухитряется…
— Пани Ирена скоро двинет кони, — непочтительно сказал отец, — если и дальше будет играть в законопослушание. Соблюдать все их предписания — значит, гарантированно помереть от голода, а не соблюдать — угодить в концлагерь. Хочешь жить — ври, изворачивайся, уклоняйся… и конечно воруй.
Ясь видел, что отец не на шутку разозлен, однако отважился напомнить:
— А разве ты сам не говорил, что чем хуже работать на немцев — тем лучше?
Ясь не ожидал, что отец отнесется к провокации серьезно, но Валерий ответил:
— Так и есть. Любишь родину — занимайся саботажем… А ты не думал о том, что ждет всех нас завтра?
— Война, — сказал Ясь с напускной беспечностью.
— А после войны? После того, как немцев ссаными тряпками погонят с польской земли?
Ясь пожал плечами.
— Ну, это еще когда будет…
Валерий не слушал:
— Рабочие привыкли прогуливать! Они уже усвоили, что прогуливать, врать, выпускать некачественную продукцию — похвально и патриотично! Привычка врать, игнорировать законы прививается очень быстро…
— Так ведь это «их» законы?
— «Их» законы когда-нибудь сменятся «нашими», а привычка к бракодельству и беззаконию, к сожалению, уйдет значительно позднее… Я иду спать.
— Ну, это еще когда будет…
Валерий не слушал:
— Рабочие привыкли прогуливать! Они уже усвоили, что прогуливать, врать, выпускать некачественную продукцию — похвально и патриотично! Привычка врать, игнорировать законы прививается очень быстро…
— Так ведь это «их» законы?
— «Их» законы когда-нибудь сменятся «нашими», а привычка к бракодельству и беззаконию, к сожалению, уйдет значительно позднее… Я иду спать. Завтра первая смена.
И отец ушел, оставив Ярослава наедине с матерью и «Голосом Польши». Ясь догадывался о том, что отец занимается какой-то нелегальной деятельностью. Подозревал, что даже мама в курсе далеко не всех его дел. Вообще же разговор с отцом сильно задел Ярослава. Он не видел большого смысла задумываться о завтрашнем дне, когда непонятно, как прожить сегодняшний. Так и сказал маме.
Мама ответила:
— Это сейчас тебе кажется, что нужно прогнать немцев — а дальше хоть трава не расти. Но после их исчезновения опять будет жизнь.
— Не у всех, — буркнул Ясь. Он был крепко разобижен на родителей.
Ярослав Воеводский
Отец, конечно, прав: законопослушные граждане при немцах имеют не меньше, а куда больше шансов двинуть кони, так что интеллигенции, если она желает дожить до полного разгрома немцев, предстояло мужественно распрощаться с множеством устаревших принципов. Например, с таким: «Брать чужое — нехорошо».
Одной из первых осознала это пани Ирена. В рекордно короткий срок она превратилась из чувствительной и безобидной пожилой дамы в мелкую акулу подпольного бизнеса. Она завязала или возобновила знакомства с различными людьми, причастными к складам, поставкам, отгрузке, вообще — к продовольствию. Это — с одной стороны. На другом полюсе находились варшавские интеллигенты, обладатели, например, антикварных вещиц, семейного серебра и прочих предметов, для пропитания бесполезных. До немцев она, впрочем, никогда не опускалась. С немцами контактировали совсем другие люди.
К середине 1940 года уже установилась стройная и гармоничная система. Разные некрупные немецкие чины где-то у своего начальства воровали крупу, сахар, консервы, мятую, как туалетная бумага, колбасу и т. д. и перепродавали все это добро польским спекулянтам. Польские спекулянты, в свою очередь, сообщали пани Ирене о наличии у них такого-то товара и называли цену. Пани Ирена квалифицированно и быстро подбирала покупателя, спасая одних от голодной смерти и снабжая других вещами, которые когда-нибудь, в отдаленном будущем, сделаются основой неплохого капитала.
Валерий Воеводский брезгливо морщился при всяких разговорах на эти темы, а Ясь ощущал нечто вроде нездорового восторга, ибо никогда не подозревал в почтенной пани подобной деловой хватки.
Поэтому мама, затевая аферу, прибегла к помощи Ярослава. Пока отец был на работе, она завела с Ясем разговор.
— Ясь, — начала мама осторожно, — я тут думала-думала…