— Тьфу ты, гадость какая! — обозлился Яромир. — Ну-ка, Илья, дай чесноку!
— Нет! — мгновенно пришел в себя мужик и обвис с руке Яромира. — Я на службе! Мне нельзя!
— И у кого ты, дедушка, на службе? — хищно осведомился Илья.
— Я на службе! Мне нельзя!
— И у кого ты, дедушка, на службе? — хищно осведомился Илья.
— У его высокопревосходительства, великого канцлера! — гаркнул мужик. — Водитель-кочегар Пахом, спецгараж номер девять. Послан доставить вас до места назначения!
Яромир испытал жгучее желание немедленно выбить агенту зубы, но только вздохнул и откашлялся:
— Ну, тогда веди нас, дедушка, к своей карете!
— А почему вы меня называете дедушкой? — неожиданно обиделся Пахом. — Я мужчина в полном расцвете сил!
— Дедушка, дедушка! — поправил его Яромир и саданул мужика о бревенчатую стену.
— Квак! — произнес Пахом, попытался подняться, но схватился за поясницу и встал на четвереньки.
— Вот теперя — точно дед! — обрадовался Илья и выпихнул мужика за дверь. — Иди, заводи свою тачку!
Пахом кубарем прокатился по земле, вспахал носом свежую травку, вскочил и, кренясь на правый бок, бросился к карете.
Друзья вышли из терема в густую пахучую темь. Высоко в небе висел тонкий серпик луны. Оглушительно гремели кузнечики. Этот стрекот рассыпался повсюду и, казалось, блестел в воздухе, как мелкая морозная пыль. На другой стороне улицы стояла самодвижущаяся карета, из высокой трубы струйкой поднимался белесый дымок. Очевидно, Пахом уже развел пары.
— Карета Миледи! — ахнул Яромир. — Точно, она!
— Вот и прокатимся! — прогудел Илья. — С ветерком! Эх, ни разу на пароездах не катался! — Он сделал шаг вперед и остановился. В карете шумно завозились, послышался жалобный писк и вслед за этим сосредоточенное, вдумчивое хрумканье. Впрочем, хрумканье продолжалось недолго.
— Чеснока, гад, нажрался! — завопил кто-то истошным голосом. — Все, братцы, каюк!
Вслед за этим дверца повозки распахнулась, из темного нутра вывалились два дымящихся вампира и ломанулись в ближайшие кусты. Яромир озабоченно заглянул внутрь. На сиденье лежал и охал дед Пахом.
— Совсем ногу отъели упыри проклятые! — стонал он, ухватившись руками за прокушенный сапог. — Ох, матушки, сил моих нет! Ох, больно!
— Ну, что он там? — поинтересовался Илья.
— А его упыри за ногу тяпнули! — радостно доложил Яромир. — Это ты хорошо придумал, что чесноком его накормил. Иначе бы схарчили вчистую!
— А по мне, хоть бы и схарчили, — нахмурился Муромец. — А ну, волчья сыть, кончай притворяться, иначе в котел засуну! — прикрикнул он на Пахома.
Яромир принял слова Муромца за красивую поэтическую метафору, но, заглянув в глубь кареты, и в самом деле узрел котел, светящийся таинственным малиновым светом.
— Так он туда не поместится, — усомнился Яромир.
— Утрамбую! — мрачно пообещал Илья. Яромир тут же перестал сомневаться. Пахом тоже. Он сел на сиденье, жалобно приподнял одну ногу, потом другую.
— Вот! Один сапог начисто сожрали, другой прокусили. Вместе с ногой!
— Самого не съели, и ладно! — вконец рассердился Илья. — Давай, заводи свою колымагу, поехали!
Через пять минут карета окуталась дымом и, гремя, как пустая бадья, покатилась к городским воротам.
Возле ворот, как всегда, тусовались стрельцы. Чадили дымные факелы, в железной плошке догорали дрова. Мрачный кумарский повар, ревниво подрагивая усами, принюхивался к дыму:
— Мало дрова! Шашлик савсэм блэдный будет. Нада еще полешка! — Он подбросил в огонь пару поленьев и запрыгал, раздувая огонь. Стрелец, посверкивая булатной полонежской саблей, стругал на мелкие кусочки знатного индюка.
Рядом на скамейке сидел Блудослав и, жадно затягиваясь, курил свернутую из папира цигарку. Увидев вынырнувшую из темноты карету, он испугался, просыпал тлеющий табак себе в голенище и, матерясь, стал изображать бег на месте.
— Карета его высокопревосходительства! — гаркнул кочегар Пахом, высунувшись из окна, и тут же получил по зубам.
— Врешь, собака! У его превосходительства другие номера!
— Вяжи его, братцы, это разбойник Жужа!
Богатыри поняли, что пора вмешаться. Илья пинком высадил дверь кареты и спрыгнул на землю. При виде богатыря стрельцы попытались слиться с темнотой. На слабо освещенном пятачке остались только кумарский повар и Блудослав. Кумарец мгновенно понял, что надо делать. С непостижимой ловкостью он нанизал мясо на шампуры и положил на угли. Повалил удушливый дым, запах горелого жира коснулся ноздрей богатыря. Огромный кулак, вознесенный над Блудославом, дрогнул, но не опустился. Илья Муромец повернулся к повару:
— Это что, мясо? Небось опять собачатина?
Кумарин расцвел, словно встреча с богатырями была мечтой всей его жизни:
— Зачем абижаешь, дарагой! Эксклюзивный индейка! Сматри, какой крылышко! Персик, а не крылышко! Скушай, дарагой, нэ обижай! Дэдушкой клянусь, лючи меня шашлик никто не жарит!
— А вот мы проверим! — все еще насупившись, пообещал Илья и взял все четыре шампура сразу. Три отдал друзьям, один оставил себе. Богатыри дружно захрустели плохо прожаренной индейкой. Кумарец обреченно уставился на Илью. Но богатырь неожиданно улыбнулся, расправил усы и погладил повара по гладко выбритой шишковатой голове: