— Это еще что! — оживился Яромир. — Я вот слышал, что в черной Априке тамошние мужики… — договорить он не успел. Полномочный посол затрясся, словно отбойный молоток, утробно рыкнул и пришел в себя. Он посмотрел на богатырей, ощупал пальцами остатки зубов и всхлипнул.
— Кто-то что-то говорил насчет холопов, — мстительно напомнил Илья. — Вопрос понятен?
— Это я холоп! — истово заявил незнакомец. — Это я — мерзкий, подлый, грязный, вонючий холоп! Разрешите поцеловать вашу ручку!
Муромец ласково потрепал полномочного посла по щеке:
— Перебьешься. Если все полезут руки целовать, без рук останешься… Звать-то тебя как? Да и вообще кто ты есть, сынку?
Я полномочный посол Тюбетейк-паши, Василий Парураз. Везу письмо туранскому Салтану от наместника Урмынского!
— Ну вот теперь все ясно! — кивнул Илья и запустил обе руки посланнику за пазуху. Через минуту на свет были извлечены грамота, подорожная и два кошелька: один толстый, другой тонкий.
— Это в казну премьер-министра! — испугался посол.
Можешь отвезти своему министру драка-каш, — строго сказал Илья. — Пусть погрызет на досуге. Валюта конфискуется.
— Я буду жаловаться, — захныкал посол. — По какому праву?!
— Вот по какому! — строго сказал Муромец и поднес к носу Василия пудовый кулак. — Это как называется?
— Аргумент, — затрясся посол.
— Вот именно. А письмо мы сейчас прочтем. Может, там что не так, так мы его подправим. И вообще письмо туранскому Салтану нужно писать по-другому. Твой наместник небось сладкие сопли развесил, а мы ему правду-матку врежем! Чтобы на всю жизнь запомнил! А то развел тут, понимаешь, упырятник! Яро-мирка, у тебя красивый почерк? Достань-ка бумагу и перо, да не жадничай, мы тебе в Коксфорде новой купим!
Яромир вздохнул, полез в торбу, извлек лист желтоватой бумаги, чернильницу и перо. Все это дело он пристроил на пеньке, подложив для удобства собственную тетрадь со стихами.
— Так что писать-то? — спросил он и снова вздохнул.
— Ты меня, Яромирка, не разочаровывай, — нахмурился Илья. — Кто у нас писатель? Ну-ка, блесни, покажи талант!
— Яромир порозовел от удовольствия, закатил глаза и, воздев правую руку, продекламировал:
Ты, Салтан, живи, не трусь,
В роскоши купайся,
Ну, а сунешься на Русь,
Потеряешь…
Яромир неожиданно замолчал и уставился на Илью.
— Ну, чего замер? — не выдержал Муромец. — Не томи, говори, что потеряет Салтан?
— А я понял, — тонко улыбнулся Попович.
— Я тоже, — кивнул Добрыня. — Потому что в рифму.
— Может, другое стихотворение придумать? — засомневался Яромир. — Я сейчас.
Ты, Салтан, других не круче,
Не такой ты важный гусь!
Быть тебе в навозной куче,
Если сунешься на Русь!
— Вот это по-нашему! — воскликнул Муромец и повернулся к Яромиру.
— Круто! Записывай оба стихотворения и давай, заливай дальше.
Яромир напрягся:
— А может, хватит?
— Не халтурь! Сочиняй! — вмешался Добрыня. — Чтоб его величество до кишок пробрало! Пусть запомнит русских богатырей!
У Салтана на макушке
Пробивается пушок.
Сочиню ему частушки,
Чтоб пробрало до кишок!
У туранского народа
Появились два урода.
Кто же им на горе дан?
Ибн Гашиш и царь Салтан!
Илья Муромец заглядывал через плечо Яромира, сопел и волновался:
— Надо, чтобы этот Салтан поумерил аппетит, а то пол-Европы загреб, и все ему мало!
— Думаешь, он нас испугается? — усмехнулся Добрыня.
— А то! — хором, не сговариваясь, ответили Яромир и Муромец.
И сумняшеся ничтоже,
Говорю тебе, тиран:
Поведешь себя негоже —
Я твою баранью кожу
Натяну на барабан! —
закончил Яромир и обессиленно сел в траву. — Уф!
Муромец взял грамоту и помахал ею в воздухе, просушивая чернила.
— Приедем домой, — мечтательно сказал он, — закажу Петровичу картину: «Богатыри пишут письмо туранскому Салтану»!
— И повесим ее в «Трех дураках», — обрадовался Добрыня. — Пусть Блудослав завидует!
— Он и так нам завидует, — не согласился Попович. — Дальше уж некуда. А то заболеет мужик…
— А мы его вылечим! — подмигнул Муромец, и богатыри расхохотались. Даже полномочный посол принялся угодливо хихикать, хотя и представить не мог, какое такое лекарство есть у богатырей для Блудослава.
— Погодите, ребята, — сказал, отсмеявшись, Муромец. — Надо доделать дело. — Он скатал письмо в трубку, перевязал его тесемкой. — Вот, Вася… как там тебя дальше?
— Парураз, — прошептал полномочный посол. Илья вздрогнул и поморщился:
— Да ведь с тебя и одного раза хватит, мил человек! И так на ладан дышишь…
— Это фамилия виновата, — закручинился Василий.
— Тем более. Ишь ты, Парураз! А впрочем, обратись к Салтану. Может, он тебя пару раз и приголубит дубиной, а мне на тебя и смотреть противно! Ты лучше отвези послание от богатырей лодимерских.
— А Ибн Гашишу? — прошептал посол.
— А Ибн Гашишу вместо денег отвезешь дракакаш! — Муромец поднял Василия за шиворот и посадил на коня. — Ты все понял, мальчик?
— Все, мой господин! — смиренно ответил посол.
— Вот и скачи! — Илья засунул в рот два пальца и свистнул так, что у Яромира заломило зубы. С деревьев полетела листва, посыпались ветки. Богатыри невольно присели. Высоко в воздухе, словно лист, подхваченный ветром, витали синие янычарские штаны.
— Вот это да! — прошептал Яромир, с уважением глядя на Илью. — Научил бы меня так свистеть, а?