— Повинуюсь, хозяин, — склонил голову раб, взваливая на плечи погребальный сосуд.
У несчастного Думузигамиля недавно скончался малолетний сын — он заказал самую лучшую урну. Жаль его, конечно, но Ахухуту здесь улыбнулась удача — если бы ребенок прожил еще хотя бы несколько месяцев, то вошел бы в совершеннолетие, и тогда для похорон потребовалась бы уже не урна, а плетеная циновка.
— Потом вернешься за другим заказом, — неохотно приказал Ахухуту, бросая взгляд в угол.
Там уже третий день лежат четыре безупречно расписанных чаши большого размера, приготовленные для старого мага-кассита, живущего на окраине. Конечно, заказчик даже не подумал прийти за ними сам — где это видано, чтобы маг утруждал ноги по такому низменному делу? Не присылает и рабов — проклятый старик полагает, что мастер-горшечник должен доставить его заказ прямо к порогу.
Ахухуту вовсе не против — но за такую услугу следует добавить несколько монет. Однако этот скряга, держащийся за свои сикли, как нищий за чашу для подаяний, наотрез отказывается хоть чуть-чуть приплатить.
А ссориться с магом — дело не самое умное, даже для столь уважаемого мастера…
Среди зевак, глазеющих на казнь, внимание Ахухуту привлек мальчишка, отрешенно жующий медовую лепешку с изюмом. Лет четырнадцати-пятнадцати, худой, смуглый, черноволосый, одетый в один только набедренник-юбку, он показался мастеру смутно знакомым. Кажется, почтенный Ахухуту уже видел его здесь несколько дней назад…
— Отрок! Отрок, подойди сюда! — крикнул мастер, уверившись, что не ошибся.
Зычный бас пузатого горшечника с легкостью перекрыл обычный шум кара. На зов обернулись десятка два мальчишек разного возраста, но почти все тут же вернулись к прежним занятиям. К лавке подошел только один — тот, которого звали.
— Чем могу служить, почтенный мастер? — даже не подумал склонить голову мальчишка.
Нахальные серые глаза таращатся прямо на лицо Ахухуту.
Нахальные серые глаза таращатся прямо на лицо Ахухуту. Однако, судя по длинным волосам, отрок принадлежит к свободным авилумам, а покрой сандалий указывает на знатное происхождение, так что мастер не стал отчитывать наглеца.
— Поправь меня, если ошибусь, отрок, но не тебя ли я некоторое время назад видел вместе с касситским абгалем [3] Джи Беш, коего близкие друзья именуют Халаем?
— Меня, почтенный мастер, — кивнул мальчишка, сунув в рот последний кусок лепешки и облизнув пальцы.
— Ты, вероятно, его новый ученик? Сколько тебе лет? Четырнадцать, не так ли?.. Под каким именем ты известен?
— Мне пятнадцать лет, почтенный мастер. Отец оказал мне честь, даровав собственное имя — Креол. И я действительно ученик старого демонолога Халая…
— Тогда это очень кстати, что я увидел тебя здесь и сейчас, — широко ухмыльнулся Ахухуту. — У меня к тебе поручение, отрок. Видишь эту корзину с чашами? Это заказ твоего учителя, он уже оплачен. Возьми его и отнеси туда, где живешь, — думаю, тебе не нужно рассказывать дорогу?
— Мастер, я не раб и не слуга, я не должен носить грузы по твоему распоряжению, — холодно ответил подросток.
— Не забывай добавлять «почтенный», отрок, — педантично поправил его Ахухуту. — Ты прав, я не могу тебя заставить. Но если ты не исполнишь моей просьбы, при следующей встрече с абгалем Джи Беш я непременно упомяну, что его новый ученик дерзок, непочтителен, ленив и хулит своего учителя…
— Я его не хулил! — вспыхнул Креол, гневно сжимая кулаки.
— Верно. Но кому он поверит — тебе или мне?
Ученик мага шумно засопел, исподлобья взирая на подлого гончара. Тот же упер в бока ручищи-окорока и басисто расхохотался. Огромный живот заколыхался, словно куча сырого теста.
— Хорошо, я отнесу твои чаши, почтенный мастер, — крайне неохотно пробурчал Креол, входя в лавку.
— Вот и славно. Будь всегда трудолюбив и почтителен, отрок, и ты многого добьешься в жизни, — добродушно улыбнулся Ахухуту, вновь берясь за бутероль.
Мастер остался очень доволен неожиданной удачей. Пусть ученик старого скряги немного потрудится — ему это всяко не повредит. А для своих рабов Ахухуту найдет применение и получше, чем таскаться по жаре через весь город.
Худенький подросток с трудом поволок тяжеленную корзину, кое-как взгромоздив ее на плечи. Похоже, старый Халай не слишком сытно кормит своих учеников — кожа плотно обтягивает хребет и ребра мальчишки, лопатки выступают парой крошечных крылышек.
Горшечник окинул его внимательным взглядом — да уж, этот юнец даже спиной умудряется проявлять дерзость. Мастер опустил руки к поясу, покачал головой и крикнул:
— Отрок, а ну-ка, вернись обратно!
Креол развернулся, злобно посмотрел на лоснящегося от пота Ахухуту, поставил корзину на землю, с хрустом распрямился и подошел к прилавку.
— Чем еще могу услужить, почтенный мастер? — с явным вызовом в голосе спросил он.
Ахухуту снова покачал головой, а потом с удивительной для такого тучного человека ловкостью перегнулся через прилавок и ухватил Креола за ухо.
В его широкой ладони таких ушей мог бы поместиться добрый десяток.
— За что, почтенный?! — завопил от боли мальчишка, извиваясь под безжалостной рукой горшечника.
— За что?!
— В страданиях твоего уха виновата твоя рука, — усмехнулся мастер, продолжая расправу. — Ты что же — думал, что я не замечу, маленький вонючий маским?!