Таковые заглядывали к Креолу чуть ли не ежедневно — вылечи грыжу, найди украденную лошадь, пролей над ячменным полем дождь, выкуй волшебный меч, предскажи будущее… Креол реагировал на них по настроению. Если у него было свободное время и благодушное настроение, а просьба оказывалась пустячной, он мог помочь даже бесплатно или за чисто символические деньги. Если в кошеле гулял ветер — тоже помогал, но цену заламывал несусветную. Ну а если накатывала желчь — рычал на посетителей и гнал их пинками.
Однако сегодня в кои-то веки к Креолу явился гость, которому он обрадовался. Один из немногих людей на свете, которых Креол называл другом — Шамшуддин, сын Бараки.
— Мир тебе, брат! — осклабился кушит-полукровка, стискивая Креола в объятиях. — Экая же глушь этот ваш Нимруд — я уже думал, что никогда не долечу!
— А ты что, летел? — насторожился Креол. — На чем?
— Да сам по себе. Поднялся и полетел.
— Из Вавилона до Нимруда своим ходом? И у тебя хватило маны?
— Э-э, брат, о чем ты? То ли не знаешь, что у меня природный талант к полетам?
— Знаю, — сумрачно ответил Креол.
Действительно, в чём в чём, а в телекинезе и левитации Шамшуддин, несмотря на молодые годы, может заткнуть за пояс даже магистров. Он так и не овладел никакими иными чарами, кроме пары совсем пустячных заклинаний, но уж зато в телекинезе поднаторел.
И Креол ужасно завидовал этой беспримерной легкости, с которой Шамшуддин двигает предметы и парит в поднебесье. Сам Креол не слишком тяготел к этим видам Искусства, но все же упорно тренировался, чтобы уметь делать то же, что делает побратим. Только из этого желания он и научился двигать предметы взглядом и летать — тяжелым трудом, постоянно борясь с природной неспособностью.
— Ну же, расскажи мне о вашем Нимруде, — потребовал Шамшуддин, по-хозяйски плюхаясь в ближайшее кресло. — Как здесь живется, что есть интересного? Это действительно такая дыра, насколько мне кажется, или тут все же есть что-то, способное взвеселить разум, сердце и чресла?
— Ничего особенного, — махнул рукой Креол. — Все как везде — пара питейных домов, стая кар-кида, бродячие комедианты… Местный лугаль хорошо играет в шек-трак.
— Это грустно. А скажи-ка, брат, не надумал ли ты жениться?
— В тот день, когда я женюсь, грянет страшный гром и демоны Лэнга ворвутся в наш мир, чтобы своими глазами увидеть такое диво.
— Ах-ха-ха-ха-а!.. — залился смехом Шамшуддин. — И то сказать, горе будет той женщине, что войдет в твой дом как хозяйка.
— Это почему еще?! — обиделся Креол.
— Не знаю. Мне так кажется.
— Когда кажется, надо применять Ясный Взор, — наставительно произнес Креол.
Мне так кажется.
— Когда кажется, надо применять Ясный Взор, — наставительно произнес Креол. — Хорошее заклинание, между прочим. Полезное.
— Я им не владею, брат. Научишь?
— Я им тоже не владею, — неохотно признался Креол. — Хотя дедушка очень советовал…
— У тебя был умный дедушка, брат.
— Да, только орал все время…
Ближе к вечеру, когда спала дневная жара, Креол и Шамшуддин выбрались в город — прогуляться, отметить встречу старых друзей. Шамшуддин прилетел погостить дней на десять-двенадцать — у него образовался перерыв в илькуме. Позавчера в Вавилоне закончили возводить очередной храм Мардука, и до начала следующего строительства Шамшуддин свободен, как птица.
Не та, конечно, которая сидит в клетке у птицелова, а та, которая вольно парит в небе.
Побродив по кару, Креол и Шамшуддин отправились в питейный дом дядюшки Нгхоло. У этого старика собираются все, кто хочет весело провести время, — на сцене танцуют прелестные одалиски, рядом играют несколько флейтистов, в углу сидит слепой поэт, читающий свои стихи за пару сиклей меди, а любой желающий немедля получает набор костей или доску для шек-трака.
И самое главное — дядюшка Нгхоло никогда не разбавляет выпивку! Кристальной души человек — во всем Шумере не сыщешь никого честнее!
— Выпьем за здоровье нашего императора! — провозгласил Шамшуддин, поднимая чашу с ячменной сикерой. — Да будет он вовеки жив, цел, здрав!
Честно говоря, Креолу было плевать на императора, но тост он поддержал. Во-первых, не выпить за здоровье императора чревато мелкими, но досадными неприятностями, а во-вторых… какая разница, за что пить? Креол охотно поддержал бы тост хоть за чрево Тиамат — в конце концов, оное чрево хоть и породило бессчетное множество чудовищ, но в конце концов стало звездным небом и теперь каждую ночь чарует нас своей красотой.
Потом Креол и Шамшуддин выпили за здоровье Креола-старшего, да не ослабнет его рука, держащая магический жезл. Потом — за справедливейшего на свете эна Натх-Будура, да не оскудеет его дивно великий живот. Потом — за упокой души учителя Халая, да не будет ему слишком голодно и холодно в тоскливом Куре. Потом — за скорейшее получение ими обоими звания мастера, да произойдет это уже завтра. Потом — за крепкий сон Ктулху, да длится он вечно.
Так незаметно наступила глубокая ночь. Почти все посетители давно разошлись, и лишь несколько завзятых игроков сидели за досками для шек-трака. В питейном доме дядюшки Нгхоло игра всегда продолжается до самой зари.