Простенькое заклинание может разжечь огонь без спичек. Им владеют даже младенцы, нервируя мамаш. И сейчас, увы, совершенно не владею я. Не говоря уже про ночное зрение…
Вроде пустая комната. Ага, вот, кажется, проход.
Кто-то не поленился забаррикадировать его снаружи, но в спешке преграду соорудил хлипкую, и я почти без усилий опрокинул ее. Тьма слегка разредилась. Обозначился коридор, дальний конец которого был отчетливо светлее.
Я вздрогнул, услышав посторонний и неуместный в этих развалинах звук. Звук повторился. Я сбавил шаг, поколебавшись, вернулся назад и дернул ручку утопленной в нише двери.
Дверь послушно поддалась, и звук усилился. Вне всякого сомнения, это трезвонил мобильный телефон.
Помещение оказалось достаточно обширным и, как и водится в здешних традициях, неосвещенным. Скудного света из коридора хватило, чтобы различить некие растопыренные конструкции, напоминающие вешалки в гардеробе. Собственно, это они и были. Часть повалена, а на тех, что еще стояли, потерянно поникли пальто и плащи. Их владельцы бежали так быстро, что не успели захватить барахло. И не рискнули вернуться позднее.
Понятно. Мне здесь делать нечего, поэтому… Хотя постойте. А не одолжить ли мне у одного из этих идиотов верхнюю одежду? И заодно телефон.
Как раз в этот момент назойливо голосивший мобильник наконец умолк. Вот и ищи его теперь по чужим карманам!
Звук доносился слева, и я, чертыхнувшись, снова погрузился в темноту, спотыкаясь о поваленные вешалки.
И тут же почуял присутствие.
Пусть колдовать я пока не могу, но нюх не потерял. Что-то жило там, во мраке. Давнее, но не древнее. Голодное, как все они, но не опасное. Правее… Нет, левее… Дальше… Пальцы наткнулись на шершавую стену — и сразу же кончики обожгло льдом.
Ну надо же! Призрак в гардеробе! Не иначе как слуга, придавленный ворохом шуб, не найдет себе покоя…
Телефон заверещал совсем рядом и так внезапно, что я вздрогнул, ругнулся и сунул руку в карман ближайшего пальто. И попал. Вместе с телефоном посыпалась на пол всякая мелочь.
— Слушаю!!! — рявкнул я, не сдержавшись. На том конце стихло даже дыхание. Кто-то помолчал несколько секунд, затем аккуратно отключился, так и не издав ни звука. Ну и пропади пропадом. Мне все равно не до бесед с посторонними.
Сделав шаг к выходу, я наступил на нечто маленькое и твердое. Подобрал, не задумываясь, и приятно удивился, рассмотрев в ладони массивную и дорогую с виду зажигалку. Ага! Очень кстати…
Огонек послушно затрепетал, согревая ладони. Помещение, казавшееся таинственным, сразу же сузилось и упростилось. Вычурные вешалки, замусоренный пол, мебельные углы… На уголке старинного, изгрызенного жучком столика косо стоит медный подсвечник на пять свечей. Свечи сгорели наполовину, но и того, что осталось, мне хватит.
От света пяти свечей пространство снова расширилось. Из темноты выступили дальние стены, обитые все еще целыми дубовыми панелями, и потолок, затянутый паутиной. На одной из стен сохранилось резное деревянное панно, потемневшее от времени. Как раз там и сгустилась тень .
В общем-то мне и дела не было до призрака. Тем более что и не призрак это был вовсе, а заурядная Тень-на-стене. Беспокойная, но безобидная. Однако сказалась привычка последних дней. Разобрав нагромождения мебели перед панно и раскидав ногами тряпье, я подобрался поближе, принюхиваясь и подслеповато присматриваясь, как крот на грядке. Пустота внутри меня ныла, как лунка от выдернутого зуба, но все равно кое-что я почуял. Пожалуй, даже острее, чем обычно.
Тень шевельнулась и растеклась, обретая человеческие очертания. Трещинки на дереве становились отчетливее и глубже по его контуру. Будто художник небрежными и грубыми штрихами наметил силуэт — некто среднего роста, в непривычной одежде…
Я раскрыл ладонь и осторожно прикоснулся. Будто руку в прорубь опустил. Пальцы сразу же онемели, и восприятие наполнила круговерть чужого воспоминания.
«Кто? — жадно вопрошала тень. — Кто? Кто?! Кто?!!!»
…Свет и голоса. Яркие огни — электрические, не свечи, значит, было это совсем недавно. Послышался смех — не веселый, нет. Какой-то неестественный, слишком взвинченный, нервный. Замелькали лица — искаженные, карикатурные… Костюмы полувековой давности…
Его наняли относить вещи. Только носить вещи. И вовремя уйти, получив хорошие деньги. Для бедного студента это были очень приличные деньги. Так уже случалось раньше. Но на этот раз он, дурак, не ушел, как было велено. Он спрятался за вешалками…
Говорили, что ночами здесь проходят оргии и развлечения не для чужих глаз. Он охотно верил в это, потому что иногда, возвращаясь по утрам, чтобы прибраться, находил под старыми вешалками предметы пикантные и неожиданные. Ему-то и хотелось всего лишь посмотреть…
Но даже это не удалось.
Они появились внезапно. Выросли над ним в этих своих черных плащах, длинные и одинаковые, как персты судьбы. Сомкнули кольцо, уже не скрывая своих лиц — возбужденные тем, что творилось за стенами гардеробной, и встревоженные тем, что он мог увидеть.
Сомкнули кольцо, уже не скрывая своих лиц — возбужденные тем, что творилось за стенами гардеробной, и встревоженные тем, что он мог увидеть. А он узнавал их — сокурсников из богатых семей. Своего преподавателя. Его голубоглазую дочь-скромницу. Под распустившимися завязками плаща ее нежная, молочная кожа шла багровыми пятнами…
Шнурок захлестнул горло, и сверкающие огни стали пурпурными, а затем черными…