— То есть, жизнь — это грех? — прищурилась Комета.
— Ты совершенно верно поняла суть триединой веры, дочь моя! — просиял священник.
— Я еще не твоя дочь, — оборвала его восторг Комета. — Мне бы хотелось узнать, в чем будет заключаться покаяние за мою греховную жизнь?
— Ты должна будешь постами и молитвами очищать свою душу, в чем тебе с радостью поможет Триединая церковь. Ибо, как заповедал нам милосердный Шир-Вад-Дагн…
— Сколько это будет стоить? — Комета посмотрела прямо в глаза священника.
Тот слегка растерялся и ответил:
— Паства Триединой церкви регулярно дарует своим святым отцам треть всех своих доходов. Кроме того, особенно ревностные и праведные почитатели Шира-Вада-Дагна не ограничиваются сим скромным вкладом и ради спасения своей души жертвует на нужды церкви все свое достояние.
— Треть доходов! — Комета подняла палец и повернулась к деревенским представителям: — Запомните эту цифру, уважаемые.
После чего она обратилась к последнему послу:
— Какова твоя должность и как тебя зовут?
— Я Паор Диаклат, нотариус Земельной Коллегии его величества короля Нарданала.
— Зачем ты здесь?
— Мне поручили определить размеры этих земель и рассчитать причитающийся с них налог.
— Вы слышите?! — Воскликнула Комета, обращаясь к нелюдям. — Вы еще не стали подданными короля, а ваши земли уже описывают.
Горные копатели, древоточцы и кентавры возмущенно зашумели. Чтобы перекрыть гул голосов, Комета повысила голос:
— А скажи нам, господин нотариус, каков размер этого налога?
Совершенно сбитый с толку Паор Диаклат вынул из своего портфеля толстую пачку листов пергамента с королевскими гербами и начал перечислять:
— За пользование своими землями король требует половину всего урожая. Кроме того, отдельная плата взимается за прокладку дорог, строительство общественных зданий, содержание местных судей, рыбную ловлю, сбор ягод и грибов в окрестных лесах, использование в хозяйстве вьючных и ездовых животных, разведение крупного и мелкого скота, птицы…
— По-моему, вполне достаточно! — с улыбкой прервала Комета. — Мне уже все ясно. А вам?
Она посмотрела на деревенских жителей. Те уже были не просто возмущены, но и не на шутку разгневаны. Только теперь они поняли, что скрывалось за красивыми лживыми словами человеческих послов.
Комета решила, что пора подытожить эту встречу:
— Уважаемые соседи, сограждане и сотоварищи! На этой земле жили ваши предки, на этой земле живете вы, на этой земле будут жить ваши дети. От вас зависит, останется ли эта земля свободной и счастливой, или ее захватят жадные и корыстолюбивые люди. Послы сказали, что принесут вам закон и защиту. Но за это они лишат вас большей части вашего имущества, нажитого не только вашим собственным тяжелым трудом, но и стараниями ваших достопочтенных предков. Послы сказали, что спасут ваши души. Но за это они требуют еще треть всех ваших доходов. Так что же останется вам? Нищета! Люди хотят сделать вас своими рабами. Хотите ли ВЫ этого?
— Нет, не хотим! — единодушно закричали все нечеловеческие существа.
Комета сказала послам:
— Мы выслушали ваше предложение. Наш ответ вы также слышали. Я думаю, что вам больше нечего делать в нашей деревне.
Граф Эрдаван Гамилианский медленно оглядел Комету с головы до ног испепеляюще-яростным взором и стиснул эфес шпаги. Если бы в трактире не сидели горные копатели, он бы, несомненно, пустил в дело оружие, чтобы избавиться от девушки, нарушившей все его планы. Отец Балимолт также злобно сверлил Комету своими водянистыми глазами. Только Паор Диаклат не собирался никому угрожать. Он сам был до смерти напуган и мечтал только об одном: оказаться как можно дальше от этого страшного места, полного чудовищ.
Послы вышли за дверь, сопровождаемые свистом и хохотом нелюдей. Комета также покинула трактир, чтобы посмотреть на отъезд гостей. Оказалось, что послов сопровождал эскорт: шесть всадников в металлических шлемах и кирасах, со шпагами на поясах и с массивными пистолетами в седельных кобурах. Также Комета увидела четырех взрослых кентавров, которые стояли возле паланкина — кабинки с мягким креслом, прикрепленной к двум длинным шестам. На груди и животе каждого кентавра виднелись три рубца.
Кроме всадников и кентавров-триединистов возле трактира толпились жители деревни, которым не хватило места внутри. Они с любопытством разглядывали пришельцев, обсуждали их одежду и вооружение. Всадники старательно делали вид, что не замечают направленных на них взглядов и не слышат разговоров нелюдей. Кентавры-триединисты перебирали копытами, не поднимая глаз, и не отвечали на вопросы своих соплеменников. Наверное, они боялись совершить какой-нибудь очередной греховный поступок, за который придется отвечать перед церковью.
Выйдя из трактира, граф Гамилианский одним легким движением взлетел в седло своего горячего скакуна. Нотариус неуклюже вскарабкался на смирную лошадку. Священник сел в паланкин, и кентавры подняли его, взявшись за шесты. Повинуясь взмаху руки графа, посольство двинулось прочь из деревни. Никто из людей не обернулся. Юные жеребята кентавров поскакали было следом, но строгие окрики взрослых заставили их вернуться в деревню.