Комета отметила слова про «все наши планеты», а вслух сказала:
— Сколько можно повторять, никакая я не шпионка! Ваш рассказ про спутники и про контроль психополя мне понятен лишь в общих чертах, тогда как никакие технологии переноса сознания мне неизвестны.
— Доктор Дорбай, вы не находите, что этот допрос излишне затянулся? — обратился к белокожему пока что безымянный черноволосый.
— Полностью с вами согласен, доктор Увшимаш. Если доктор Шавшан не возражает, то я поддерживаю предложение перейти ко второй стадии.
— Уважаемые коллеги, я разделяю ваше мнение. Доктор Увшимаш, можете приступать.
Комету слегка напряглась. Она поняла, что переход ко «второй стадии» допроса не предвещает для нее ничего хорошего.
Действительно, доктор Увшимаш на несколько минут удалился, а затем вернулся, толкая перед собой небольшую четырехколесную тележку с установленным на ней прибором. Треножная опора, квадратный корпус и цилиндрический телескопический выступ в передней части делали этот прибор похожим на старинный фотоаппарат.
— Очень полезная вещь, — сказал Комете белокожий доктор Дорбай, указывая на свой прибор. — Заставляет заговорить любого.
— Я не боюсь боли! — заявила Комета, подумав про себя, что если муки станут непереносимыми, то она всегда может покинуть этот мир, пробив пальцем сонную артерию.
— Что вы, милая, какая боль?! — всплеснул руками доктор Дорбай. — Вам будет весело, приятно и легко. Все ответственные граждане проходят регулярную проверку в газовой камере. И ваши родители… то есть, родители девочки-реципиента, не раз это проделывали.
Тем временем доктор Увшимаш приставил тележку вплотную к прозрачному кубу, где находилась Комета. Телескопический «объектив» прибора вытянулся и присосался к стенке. Девушка увидела, что прозрачная поверхность в этом месте слегка помутнела, словно материал каким-то образом менял свои свойства. Вскоре она почувствовала легкий сладковатый аромат, похожий на запах экзотического цветка.
— Трифинзинол килипарната, так называемый «газ истины», — провозгласил доктор Увшимаш.
Комета с трудом поборола желание броситься к тому месту, откуда в ее куб поступал газ, и попытаться закрыть его ладонями. Но она не собиралась демонстрировать своим тюремщикам страх или какую-либо иную слабость. Время игр и притворства прошло.
Время игр и притворства прошло. Настал черед серьезной борьбы.
Однако спустя несколько минут Комета изменила свое мнение. О какой борьбе могла идти речь, когда все вокруг было так прекрасно и очаровательно? Если бы не досадные прозрачные стены, девушка непременно расцеловала бы черноволосых людей в обе щеки, а доктора Дорбая чмокнула бы прямо в блестевший на лбу ярко-синий кристалл.
Частью незамутненного сознания Комета понимала, что попала под влияние «газа истины», но сопротивляться заволакивающему голову веселью совершенно не было сил. То ли детское тело Шаггашуги не могло отвечать высоким запросам Кометы, то ли против трифинзинола килипарната не могло выстоять никакое смертное существо, будь оно хоть трижды «светлым воплощением».
Помимо своей воли Комета захихикала и села на пол:
— Эй, докторишки, давайте споем песенку про наклавин фирмы «Калаван». Знаете слова?
«Калаван» нам энергию дарит,
Ароматом нас утром разбудит,
Целый день наши силы поддержит,
И до вечера бодрость продлит.
Эти строки некогда сочинила Латэла Томпа. Это был не самый лучший образец ее рекламного творчества, но почему-то именно он всплыл в памяти Кометы.
— Кажется, подействовало, — сказал доктор Увшимаш, вплотную приблизившись к прозрачному кубу и вглядываясь в лицо Кометы.
— Сейчас проверим. Эй, шпионка, как твое настоящее имя?
— Сам ты шпион, — хихикнула Комета. — А меня зовут Леди Комета, «светлое воплощение», главнокомандующая армии Холмогорья. Кроме того я баронесса Найя Кайдавар, старший рекламист Латэла Томпа, воительница Араканда, владетельница замка на Синей Скале, сержант морской пехоты Анджа Верстайн, куноити Фудзибаяси Нагири, Инда Виала, Лайла ин-Десса, Шаггашуга Гахс-Афан, У-Фард-Хей, Акеша Баникава, Пиии-Яй, Гуалакавардара…
Поток имен лился из уст Кометы, а девушка как бы отстраненно наблюдала за собой и удивлялась, как много жизней ею прожито. Она даже успела подумать, что вскоре доберется до самого истока, туда, куда до сих пор не могла попасть из-за страха и накатывавшей головной боли.
Но стоило только об этом подумать, как в глазах резко потемнело, а затем сверкнула яркая вспышка, похожая на удар молнии. Комета захлебнулась словами и застонала:
— О-о-о, как больно!
— Мы дошли до первого уровня ментальной блокировки воспоминаний, — тихо сказал доктор Шавшан своему белокожему коллеге Дорбаю.
Соглашаясь, тот кивнул головой:
— Попробуем обойти. Э-э-э, Леди Комета, вы не будете возражать, если мы станем называть вас этим именем?
Стоило только девушке переключиться на новый вопрос, как головная боль исчезла, словно ее и не было. «Газ истины» вновь овладел ее сознанием, превратив окружающий мир в прекрасный сад, докторов — в лучших друзей, а допрос — в веселый праздник.
— Да, да, — согласилась девушка, — называйте меня Леди Кометой. Я к этому привыкла. Да, так будет лучше всего.