— Ну хватит, все ясно, — сказал Хирон.
— Сейчас кончаю, немного осталось, — ответил изобретатель. — Я дал совет Пасифае: держитесь крепче и если что не так — терпите. Потом закрыл царицу в корове, отошел и позвал быка. Вскоре белый бык появился. Он увидел мою деревянную корову — должен вам сказать, шедевр коровьей красоты — и буквально кинулся к ней, раздеваясь на ходу.
— Быки ничего на себе не носят, — заметил Фол.
Дедал долго смотрел на него, склонив голову набок. Фол вопросительно обернулся к Хирону.
— Дедал пошутил, — пояснил Хирон.
— Да, я пошутил, — сказал Дедал. — И мне грустно сознавать, что с такими тупыми лошадками я дружу и даже позволяю им меня судить.
— Заканчивай свою историю, надоело, — буркнул Фол.
— А больше нечего рассказывать. Бык взгромоздился на деревянную корову, и изнутри вскоре донесся отчаянный женский вопль. Однако я был бессилен помочь несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове и, с некоторым ужасом, открыл окошко внутрь.
Однако я был бессилен помочь несчастной, потому что бык вряд ли позволил бы мне вытащить ее из деревянной коровы. Когда бык утолил свою страсть и удалился пастись, я подошел к корове и, с некоторым ужасом, открыл окошко внутрь. Я боялся увидеть холодеющий труп Пасифаи, но вместо этого увидел разъяренную львицу, которая потребовала, чтобы я заставил быка возвратиться и продолжить любовное насилие!
Дедал расхохотался подобно маленькому мальчику. Он зашелся от смеха, и кентавру Хирону пришлось как следует шлепнуть его по спине.
— Меня чудом не поймали за этим занятием, — закончил Дедал, — потому что Пасифая заставила меня еще раз десять устраивать ей свидания в деревянной корове, а вы попробуйте спрятать корову, когда любовное свидание закончилось.
— Результатом этих мерзких действий Дедала… — начал Хирон.
— Не надо! Не надо навешивать ярлыки! — возмутился Дедал. — Если любовники счастливы, никогда не смей называть этот процесс «мерзкими действиями».
— Но ты же служил ее мужу!
— Ее мужу я тоже служил. Должен тебе сказать, что для него я делал не меньшие мерзости, чем для жены. Пойми, в конце концов, вечная задача наша, изобретателей, поэтов, ученых, писателей — угождать самым низменным прихотям правителей и владык. Если эти прихоти совпадают с общественным мнением и к тому же ты славно услужил начальству, то останешься в истории, как Гомер. Еще вопросы есть?
— Есть, — сказал Хирон. — Ты построил Лабиринт для Минотавра?
— Да, милая женщина. — Дедал вновь обратился к Коре, полагая, что ей неизвестно продолжение этой истории. — От любви к белому быку Пасифая забеременела. И как следовало ожидать, родилось чудовище. Здоровенный младенец — все в нем как у людей, а голова бычья! Фу, какая гадость! И как только природа терпит этих гибридов!
— Поосторожнее, Дедал, — заметил кентавр Фол. — Нас она пока терпит.
— Недолго это будет продолжаться, — сказал Дедал. — Вы же с Хироном — исключение, а как правило, кентавры — грубые скоты, мечтающие лишь о том, как кого-нибудь изнасиловать, а потом напиться допьяна.
Фол и Хирон не стали спорить. Помолчали. Видно, в словах Дедала заключалась неприятная правда.
— До последнего момента Пасифая надеялась, что все обойдется и у нее родится человеческий младенец. Но боги у нас любят пошутить, — продолжал Дедал. — Когда Минос пришел в ужас, она поклялась ему, что белый бык напал на нее в поле и надругался над ней. Но она испугалась сразу признаться мужу, потому что берегла его чувства. Неизвестно, поверил ли Минос этой лжи, но все же велел казнить всех акушерок, служанок и повивальных бабок, которые присутствовали при родах, приказал назвать чудище Минотавром, а затем велел мне построить такой каменный дворец, в который можно войти, но выхода не найдешь: заблудившись, обязательно попадешь в самый его центр, где таится Минотавр. Для меня это была инженерная задача, и я ее выполнил. Дорогу внутрь Лабиринта не знала даже Пасифая. Лишь однажды она попросила меня провести ее внутрь, чтобы показать, хорошо ли устроен малыш, удобно ли ему. Я подчинился царице. Она равнодушно поглядела на Минотавра, и я понял, что она не чувствует себя его матерью. Потом она спросила меня, нельзя ли заменить кормилиц коровами. И мы сделали так… А потом он их съел.
— Кого съел? Кормилиц? — удивился Фол.
— Нет, коров.
— Нет, коров.
— А чем его теперь кормят? — спросила Кора и по неловкому молчанию окружающих поняла, что вопрос оказался бестактным.
— В этом и проблема, — сказал наконец кентавр Хирон. — Поэтому мы и пригласили мастера Дедала.
— Я догадываюсь, — сказал маленький гений.
— Каждый год семь самых красивых девушек и семь самых сильных юношей отправляются на Крит на корабле Дедала, чтобы стать жертвами отвратительного кровожадного Минотавра.
— Какой ужас! — воскликнула Кора. — Нельзя ли его кормить чем-нибудь попроще? Кроликами, например?
— Это дело принципа, — заметил Дедал. — Я сам не раз спрашивал Миноса: «Зачем тебе эти варварские обычаи?» Мы живем в гуманном государстве в гуманную просвещенную эпоху. А он в ответ: «Мой сын погиб в Афинах, и потому афинские дети будут погибать на Крите».