* * *
Во сне Коре казалось, что Ариадна превращается в скрипящую пергаментом герцогиню Рагозу и, вновь став юной, медленно переступая по-балетному, приближается к раскинувшемуся на парусе Тесею. В руках у нее нож, и Коре понятно намерение герцогини: сейчас она отрежет голову принцу Густаву и кинет ее в море, туда, где, преследуя корабль афинян, несутся стаи акул… Надо проснуться и остановить убийцу, ведь задача Коры не допустить гибели принца! Если ты не смогла помочь ему в Лабиринте, то помоги хоть на узком пространстве корабля.
Кора вскочила. Села. Корабль беззвучно скользил по черному морю, опасных акул в Ионическом море никогда не водилось… Тесей спокойно спит, он виден кормчему и впередсмотрящим. Ничто ему здесь не может угрожать. Ариадна тоже спит, свернувшись калачиком на кошме среди других афинских девушек.
Кора не сомневалась, что Ариадна задумала убийство Тесея, — но как?
С этой мыслью она уснула снова, а потом, на рассвете, ей уже в полусне показалось, что она вот-вот догадается, в чем же загадка, но тут случилось трагическое происшествие, которое заставило Кору на время забыть о своем задании.
Она как раз ополоснулась забортной водой и, посетив примитивный туалет, прикрепленный на носу корабля, чтобы волны омывали его, уселась среди девушек в ожидании утренней пищи — лепешек, пресного сыра и простокваши, разведенной водой.
Настроение у всех было чудесное, эйфория выспавшихся победителей, когда вчерашние испытания вызывают лишь слишком громкий смех. Оказывается, с самого начала афинянам было ясно, что все хорошо закончится.
Тесей еще спал, и это единственное, что удерживало молодежь от желания поднять страшный шум.
И вдруг Феак, который так всю ночь и не покинул своего места кормчего и внимательно оглядывал горизонт и небо, чтобы определить курс судна, предупреждающе крикнул. В голосе его звучала тревога, и мгновенно необузданное веселье афинян сдуло как ветром. Все обернулись туда, куда показывал кормчий.
Все обернулись туда, куда показывал кормчий.
Там, высоко в небе, выше облаков, куда могли подниматься лишь орлы, догоняя корабль, неслись две точки, две птицы. И, казалось бы, ничего угрожающего от них не могло исходить.
— Что там? — спросил Тесей, мгновенно просыпаясь и хватаясь за мачту.
Кора поняла, что за прошедший день он стал куда старше и его уже не назовешь юношей. Тесей поправил несуществующую дужку очков и, как бы почувствовав взгляд Коры, на мгновение перевел на нее взор и улыбнулся ей открыто и даже задорно. Кора показала взглядом на проснувшуюся и сидевшую, обхватив колени тонкими ручками, Ариадну. Ариадна, не отрываясь, смотрела на своего мужа — ведь Тесей ее муж? И ей был очевиден обмен взглядами между Корой и Тесеем.
Ариадна поморщилась, она была недовольна. Приоткрыла было рот, чтобы что-то сказать, но новый крик Феака отвлек и ее.
Теперь уже было понятно, что в небе летят не птицы, а какие-то иные существа — вернее всего, люди, ибо тем, у кого было острое зрение, стали видны человеческие тела, расставленные для равновесия ноги и головы без клювов.
— Это боги! — пискнула Перибея.
— Нет, — сказала Ариадна, вставая и протягивая руку Тесею, чтобы он ее поддержал.
Тесей взял ее за пальцы. Кору внутренне передернуло.
— Нет, — повторила Ариадна, — думаю, что это Дедал убегает от гнева моего отца.
— Но почему? — удивился Тесей. — Он же пользуется полным его доверием?
— Вас там не было, — сказала Ариадна. — Вас там не было, у Лабиринта, когда в дверях появился Тесей с головой моего брата. И мать Пасифая, увидев, что ее сын погиб, нечаянно, не удержавшись, закричала: «О боги! Какое горе! Лучше бы Дедал не делал мне ложа для того, чтобы я могла отдаться белому быку! Каждая страсть ведет к горю!» Так кричала моя мать, не отдавая себе отчета в том, что выдает себя. Ведь все при дворе, включая отца, думали, что она — невинная и несчастная жертва того быка. И тогда отец, и без того преисполненный гнева, обернулся к мастеру Дедалу и крикнул: «Смерть тебе, изменник!» Я не знаю, чем это кончилось, потому что вскоре я и сама убежала… Но я знаю, что Дедал давно уже учился летать, он склеивал орлиные перья воском, присоединял их к тонкой раме и делал крылья, чтобы крепить их к рукам. Я думаю, что это он.
— А кто второй?
— Второй — его любимый сын Икар, — сказала Ариадна.
Все смотрели, как две фигурки приближались, нагоняя корабль.
А Кора вдруг вспомнила недавний разговор в гостях у кентавра Фола. Разговор, в котором упоминалось о гении и злодействе…
Гелиос, бог Солнца, уже высоко взбежал в своей колеснице на небо, и потому приходилось прикрывать глаза козырьками ладоней, глядя, как летят отец и сын. Один из них летел прямо, невысоко над морем. Ровно и настойчиво. Второй все норовил то коснуться крылом волн, то устремиться к легким облакам, к самому солнцу.
Разумный летун был уже близок, и черты его лица были знакомы Коре. Конечно же, это Дедал.
Стало очень тихо. Утреннее море было спокойно, словно зеркало, ветерок дул ровно и беззвучно, и вдруг все услышали, как кричит Дедал:
— Мой сын, берегись! Не воспаряй высоко, чтобы солнце не растопило воск! Ты слышишь меня, Икар?!