Интересно, как домино связаны друг с другом и с Домом Шансов? Неужели они похожи на рекламок — только полуживые? Возможно, они наполнены тем же веществом, что и бабочки — смазкой, липким вазом Джаза. Вот бы сломать одну из них…
Ему приснился сон, в котором он нашел ответ. Джаз встретил образ из компьютера. Казалось, его мозг превратился в экран монитора, и на нем открылось окно, с другим окном внутри. А дальше новые окна, раскрывавшиеся бесконечной чередой, уменьшаясь в размерах и заманивая его в глубь системы. С домино на каждом из них. С костяшкой на каждой костяшке. С числами на числах. Фрактальные сны.
Затем появилось лицо мисс Сейер — лицо на тысяче экранов. Хватай крылья! Быстрее!
Вращаясь в пространстве, он с улыбкой хрустел сахарком.
Когда Джазир открыл глаза, над его кроватью кружился рой бабочек. Масала склоняла их к побегу, он чувствовал это. К побегу от властителей костей. Он встал, подошел к окну и всмотрелся в ночную мглу. Бабочки последовали за ним. Там, снаружи, на улицах Манчестера летали миллионы рекламок. С каждым днем их становилось все больше и больше. Он видел блеск крыльев в темноте за стеклами.
Джазир открыл раму и забрался на подоконник. Рой бабочек завис поблизости, ожидая его. Он мог полететь вместе с ними. Конечно, мог. Сыграть свою роль в этой истории. Взгляд вниз. Не слишком высоко — всего второй этаж. Но он не думал о падении. Его обнаженное тело, покрытое вазом, блестело в свете фонарей. Он сиял внутри и снаружи.
— Я разгадал вашу тайну, ублюдки! Есть только одно Домино!
Он спрыгнул с подоконника.
Играй и выигрывай
Воскресное утро; завтрак осужденного. Мать не находила места от стыда. Она не сказала ему ни слова. Сестра заперлась в своей комнате. Братья хихикали и перемигивались. Отец то свирепо молчал, то притворялся, что близок к сердечному приступу.
— Что ты хотел доказать? И кому? Почему ты так поступил? Скажи мне, почему? И голым! Я этого не понимаю. Что теперь подумают наши соседи? Прекрасные соседи! Я не нахожу для тебя оправдания. Такого в Англии еще не случалось!
А затем снова молчание и сердитые взгляды.
Джазир отделался пустяками — несколько ссадин и синяков. Он упал на мусорный ящик, и громкий шум активировал систему охранной сигнализации их соседей. На самом деле он почти не поранился. Потому что летел. Всего одну секунду, но летел! Иначе как еще объяснить отсутствие травм? Однако он не мог рассказать об этом отцу. Малик?старший ударил его — впервые за пять прошедших лет. И в последний раз. Отец понял это. Он понял, что потерял Джазира навсегда. К сожалению, он тоже не мог рассказать об этом сыну.
Отныне Джазу предстоял тяжелый труд: долгие часы опостылевшей работы в ресторане и уроки в школе.
Часом позже он, прихрамывая, шел по Эльма?стрит. Никаких признаков жизни. Впрочем, это было хорошо. Нормальное явление для такого района. Он постучал в дверь дома № 27. Ему не хотелось пугать Дейзи внезапным вторжением. Он был возбужден и горел желанием рассказать ей о своем открытии. Не услышав ответа, Джаз открыл дверь и вбежал в пустой дом. Он окликнул Дейзи, затем поднялся наверх и осмотрел каждую комнату.
Никого. Опрокинутый примус. Остатки супа на полу, какое?то незаконченное уравнение на клочке бумаги. Дыхание теней.
В то воскресное утро Джеймс Лав — Пять?четыре — проснулся в жутком похмелье от назойливого телефонного звонка. Он ожидал услышать Дейзи — ему звонила только она. Джимми не мог вспомнить, как вчера прошла их встреча. Был ли он груб с ней? Обидел ли дочь? Возможно, она хотела попросить его о новой игре, о следующем уроке. Он вздрогнул, услышав грубый голос, который оборвал его на полуслове.
— Мистер Лав?
— Вчера меня именно так и называли.
— Вам лучше приберечь свое остроумие до лучших времен.
— О чем вы? Кто звонит?
— Полиция. У нас ваша дочь.
— Дейзи? Что случилось?
— Она просит, чтобы вы навестили ее. Центральное управление Манчестера. Спасибо.
— Что случилось?
В телефоне раздались гудки.
Путешествие в автобусе утомило его до предела. Он не был в городе много лет — ах, добрые старые дни, — и теперь боялся, что все здесь изменилось. Ему нравилась его непритязательная жизнь. Уволившись с работы, он получал небольшое пособие и занимался тем же, что и последние двадцать лет — напрасно тратил годы жизни. Ему нравилось бесцельно тратить свою жизнь. В этом деле он был экспертом.
Слава богу, Манчестер почти не изменился с семидесятых годов, разве что стал более тусклым, мрачным и неряшливым. Патина — чернь трудных времен — въелась даже в современные здания. Конечно, с бодуна он слабо различал архитектурные детали, но Центральный полицейский участок выглядел таким же. В начале семидесятых Джимми провел здесь ночь за решеткой. Марш протеста закончился погромом, и его арестовали. Единственным новшеством с тех славных времен была большая алая «X», висевшая над входом. Кто?то пробил в ней камнем внушительную дыру. Хороший бросок. Слава Богу, в воскресенье люди не толпились в коридорах. Только отголоски прошлой ночи, включая его дочь…
Дежурным офицером оказался какой?то фигляр по фамилии Крол. Он не соизволил ознакомить Джимми с подробностями дела.