— Ты чего молчишь? — спросил мужик в спецовке снова. — Я что, тоже… таким же?
— Таким же, — кивнул я.
— Извини, не буду врать.
— Скоро? — немного помолчав, спросил он.
— Скоро. Ладно, пошли с нами, — принял я решение.
В конце концов, он еще живой, нельзя бросать его. Пусть пока с нами идет, а дальше… посмотрим.
— А если я в такого же по дороге превращусь? И на вас кинусь? — Мужик держался удивительно спокойно.
— Сперва для этого помереть надо. Так что успею среагировать.
— Понял. Это… — Он показал на два трупа у дверей в склад. — Они мертвые?
— Сейчас или?..
— Когда ходили.
— Мертвые, — подтвердил его догадку я. — Мертвее некуда.
— Ты, парень, вот что… — Мужик помолчал, пожевал губами, затем продолжил: — Если помру, то ты мне просто встать потом не дай, хорошо? Не хочу в таком виде землю топтать, я человек все же, не тварь.
— Договорились.
А что я могу еще для него сделать? Да и я был бы рад, случись со мной такое, чтобы кто-то оказал такую услугу и мне.
— Тогда пошли, — сказал мужик. — У меня ключи от зала есть, я вас короткой дорогой проведу. Только, там в зале тоже один был, я поэтому туда не пошел.
— Я его уже завалил, с балкона.
— Тогда пошли.
Мужик достал из кармана спецовки связку ключей, отпер замок на боковом входе в спортзал, открыл дверь. Я оттер его в сторону, вошел первым. Осторожность лишней не бывает. В зале было пусто, лишь посередине недвижимо лежало тело застреленного зомби. Крови на полу почти не было.
— Никого, пошли.
Мы быстро пересекли зал, подошли к главным двустворчатым дверям. Мужику было плохо, он был весь в поту, тяжело дышал. Он отпер и эти двери тоже. Я попросил открыть их по моей команде, затем поднял дробовик, сказал: «Давай!» Мужик вцепился в одну створку, Татьяна во вторую, они резко распахнули двери. За ними никого. Я быстро вышел в вестибюль, готовый выстрелить, но там никого не было.
— Пошли.
Со всеми предосторожностями я пошел на крыльцо, ни на секунду не опуская ствол, Татьяна тоже держала пистолет двумя руками в готовности к открытию огня в любую секунду, как я ее учил. Дядек в спецовке шел следом.
— Оружие бросили, быстро! — услышали мы команду, которая, впрочем, неожиданной для нас не была. Тот, кто ее отдал, был уже у нас на прицеле.
Возле крыльца стоял бело-синий милицейский «уазик», а возле него — двое в форме, молодые, один в звании младшего сержанта, второй вообще с погонами рядового. Я, кажется, никогда и не видел таких в милиции. У обоих АКСУ [6] в руках, направленные от груди в нашу сторону, картинно, но не эффективно. Дойди до драки — скорее всего, я успею уложить их обоих. Фонарь моего ружья светил прямо в круглое упитанное лицо младшего сержанта, заставляя его щуриться. Татьяна целилась во второго. Мне показалось, что она заколебалась, после того как разглядела, кто у нее на мушке, но я громко сказал:
— Не вздумай опустить ствол!
Татьяна колебания отбросила, и хватка снова окрепла.
— Вам что нужно? — спросил я стражей порядка.
— Сдайте оружие, предъявите документы, — заявил младший сержант.
— Сдайте оружие, предъявите документы, — заявил младший сержант.
— Еще пожелания? — с долей ехидства поинтересовался я.
— Оказываете сопротивление? — важным голосом спросил он.
Все знают такой тип стражей порядка, причем всегда из числа молодых. Именно они идут служить в милицию, точно зная, что будут обирать пьяных, брать взятки, вымогать деньги у задержанных, бесплатно обслуживаться у проституток. Тяга к мелочной власти, внутренняя неуверенность в себе. Смелости нет, но есть глупая самоуверенность, диктуемая статусом.
— Сержант, ты бы делом занялся, — сказал я ему. — Нас тебе не задержать, так лучше иди по своим делам.
— А то что, стрелять в милицию будете? — последовал встречный вопрос.
Сказано как бы грозно, но уверенности в голосе — ноль. А как и вправду будем?
— Ты, сержант, видать, еще не понял ничего, — вздохнул я. — Нет больше твоей милиции или через пару часов не будет больше. И формой своей ты уже никого не поразишь. Ни формой, ни ксивой. Люди сами себе власть, раз власть государственная их защитить не может, так что угомонись. Лучше людей иди спасай, кого еще возможно, а мы за себя постоять можем в отличие от других. А насчет разоружать кого… думаю, что лучше этого не делать тебе. Люди становятся нервными, могут и пришибить. Или самого разоружат. Мне вот твой «укорот» очень нравится, например. Пригодился бы.
При этом я не отводил ствол ружья от лица сержанта, чтобы у того все время была возможность заглядывать в него, в черный широкий провал ствола, представляя, как оттуда шарахнет картечью, если он поведет себя неправильно. И еще я был уверен, что, пока оружие и у нас, и у них направлено друг на друга, милиционеры не выстрелят, побоятся. А вот если мы с Татьяной стволы опустим, то тогда тот же сержант выстрелит сразу, у него это в глазах читается. Выстрелит со страху, чтобы перестать бояться и доказать самому себе и младшему коллеге свою крутость. А пока там читалось сомнение. А сомнения вообще полезны, особенно таким, как этот, — умственную деятельность стимулируют.
— А ты что предлагаешь? — с напором спросил он. — Там на дорожке трупешник лежит почти без головы, убийство налицо, нам это так оставить? И вызов был на стрельбу.