— Что там у него? — прошептал он, не отводя взгляда от двери.
— Откуда я знаю?
Наступила тишина; сквозь дверь до нас доносился приглушенный голос Пал Палыча, но разобрать из него хоть слово не получалось — на совесть делали двери в этих старых домах. Затем голос смолк, и вдруг неожиданно громко треснул пистолетный выстрел. Не знаю почему, осознавая, что поступаю совершенно опрометчиво, я бросился вперед, распахнул дверь, за которую ушел Палыч, остановился в дверях, уставившись взглядом ему в спину, часто и мелко вздрагивающую.
Это была супружеская спальня, с двумя кроватями, составленными бок о бок. На краю, ближнем к нам, лежала связанная полотенцами, скрученными в жгут простынями и ремнями немолодая женщина, полная, одетая в простой домашний халат розового цвета, из-под которого виднелась длинная ночная рубашка. Глаза были закрыты, лицо по-мертвому обвисло, и от нее шла настоящая волна того самого запаха, который нас и напугал. В правом виске женщины было видно отверстие от пули. Кожа была опалена, вокруг отверстия все было покрыто черными точками несгоревшего пороха — стреляли почти в упор. В воздухе еще висело прозрачное облачко синеватого порохового дыма.
Я снова посмотрел на спину Палыча, на его опущенную руку с пистолетом, и в этот момент он обернулся ко мне. Он плакал, его худые сутулые плечи тряслись. Затем он покачнулся, словно собираясь упасть, но я успел подхватить его под руку) удержав на ногах.
— Лида умерла, — сказал он, глянув мне в глаза. — Теперь уже совсем умерла.
— Прости, Палыч… — сам не зная за что, извинился я перед этим немолодым лысеющим человеком.
Его горе словно передавалось через прикосновение, как будто вся его жизнь открылась мне. Жили, работали, вырастили детей, которые разъехались по стране, как сказал Степаныч нам вчера, рассказывая о своем друге. Жили вдвоем счастливо, душа в душу, так и собираясь дожить до самого конца.
А теперь… Надо ли вообще продолжать о том, что случилось теперь?
Я вывел Палыча в гостиную, где усадил его на тот самый стул, с которого он встал.
— Лидушка умерла, — снова сказал он. — Ее сосед укусил, сволочь. Я его топором срубил, но она все равно умерла. Вчера было, вечером.
Я совсем растерялся, не зная, что сказать, и вместо меня заговорил Сергеич:
— Пал Палыч, мы соболезнуем. Скажите, чем помочь можем? Вы-то с нами пойдете?
— Сервант открой, парень, — вздохнул Палыч, посмотрев на меня. — Ту дверку, справа.
Я сделал, как он сказал, и обнаружил за дверью большую картонную коробку, до верха заваленную автомобильными и еще какими-то ключами.
— Я, как началось, все ключи забрал, чтобы машины не покрали, — сказал он, глядя себе под ноги. — Все в кабинете лежало. Зря, наверное, людям бы понадобилось, но так вышло. Идите теперь.
Он махнул рукой, словно отпуская нас этим жестом.
— Пал Палыч, вы чего? — удивился я. — Мы же за вами приехали, сами не пойдем.
— Я с женой останусь, чего не поняли? — пристально и сердито из-под лохматых бровей посмотрел он на нас. — Идите, живите, за вами еще люди. Мне не надо такого.
Меня почему-то бросило в краску, словно где-то на уровне спинного мозга мелькнула мысль бросить его здесь, вместе с мертвой женой. Почему мы вчера за ним не приехали? Могли ведь спасти, так еще день ждали… Неожиданно, словно фотовспышка, в мозгу образовалась мысль, и я ее высказал:
— Нельзя так, Палыч. Ты что, с женой здесь сидеть будешь, пока до вас не доберутся?
— Не доберутся, — сказал он, и рука легла на двустволку.
— А хоронить жену твою кто будет? — спросил я. — Хочешь, чтобы без погребения здесь в гнилье превратилась?
— Ну-ну! — мгновенно вызверился он, но ожидавший такого развития событий Сергеич ловко прижал руку с пистолетом к столу.
— Ты вот что, Палыч… — сказал я, вздохнув. — Иди-ка и ты с нами, и тело супруги твоей мы с собой увезем. А там и похороним, есть у нас уже могилки двух хороших людей, под березами, и жену твою там схороним по-человечески, с уважением. За это хоть повоюй, ты ведь мужик, и в летах уже, чего же мне-то тебя учить?
Палыч пристально, но уже не зло посмотрел мне в глаза, потом сказал:
— Соберу Лиду. И сам соберусь.
— Только быстро, — не стал уже щадить его я. — Пока других проблем не накатило.
— Я быстро, — кивнул он, встал, вздохнул и пошел в спальню.
Походка была уже не такая шаркающая, как раньше, чуток взял себя в руки мужик.
— Правильно ты, — пробормотал тихо Сергеич. — Гадством было бы мужика бросить. Довезем мы его жену, ничего страшного.
Палыч собрался быстро — вещей у него только небольшой рюкзак был. Лиду он завернул в одеяла и обмотал поверх простынями сплошь, так что за них схватиться можно было. Ну а запах… что запах? Мы уже привыкли, перетерпим.
Я запросил Леху по радио, и он сразу откликнулся.
— Спускаемся, — сказал я. — Подтягивайтесь во двор и зачищайте. А мы вниз и ждем команды.
А мы вниз и ждем команды.
— Возвращаемся, — послышался его голос.
Женщину несли Пал Палыч с Сергеичем, уцепившись за простыни в ногах и голове. Я пошел вперед, вскинув ружье и светя по полутемной лестнице фонарем — те две открытые квартиры не давали мне покоя. Труп, лежащий между этажами, Палыч переступил, плюнув на него. А я так и понял, что это он укусил Лиду, не было тут больше никого, кого топором порешили.