Дворник
20 марта, вторник, очень раннее утро
Дворник Петр Дьяков, работавший по совместительству еще и художником-оформителем, проснулся от ощущения того, что в комнате есть еще кто-то, кроме него. Он жил на первом этаже панельной девятиэтажки, в служебной квартире, ради которой, собственно говоря, и поступил на эту работу. Как еще приезжий человек творческой профессии может найти в Москве квартиру по карману?
Вообще Дьяков был дворником «новой генерации», как он сам себя называл. Интеллигентный человек лет тридцати, с бородкой и в очках, всегда в чистом и выглаженном оранжевом комбинезоне и красной бейсболке, доброжелательный и вежливый по отношению к жильцам. Двор содержал в чистоте и порядке, и местные бабушки не могли намолиться на него.
Спал он всегда с открытыми окнами, даже зимой, а от вторжения врагов защищали толстые решетки. Ничего больше кошки в эту решетку проскользнуть не могло. Кошки заскакивали, это случалось, но, что совершенно противоестественно для дворника, Дьяков кошек любил, и многие из них даже находили у него временный кров и пищу. Поэтому сейчас, когда он приоткрыл глаза и увидел темный силуэт на подоконнике, он подумал, что к нему заскочила одна из его постоянных посетительниц. Но затем Дьяков понял, что это не так, силуэт был больше кошачьего и совсем другой по форме. Едва он успел об этом подумать, как животное с подоконника перемахнуло к нему на кровать и, не издав ни звука, вцепилось зубами в руки, которым он едва успел прикрыть лицо.
Непонятная, мерзко пахнущая тварь навалилась сверху и трепала зубами его предплечья, как будто пытаясь вырвать кусок мяса.
Дьяков отшвырнул тварь от себя, она была нетяжелой. Тушка непонятного животного отлетела в другой конец комнаты и покатилась по полу. Дьяков вскочил на ноги и подбежал к выключателю. Зажегся свет, и дворник увидел на полу перед собой обезьяну. «Вот зараза, из зоопарка сбежала», — мелькнула у него в голове мысль. В углу комнаты стояла ручка от швабры, которую Дьяков как раз вчера собирался починить, но отвлекся на футбол, репортаж передавали вечером по первому каналу. Он схватил длинную палку и выставил ее перед собой в сторону сумасшедшего животного, которое явно собиралось повторить нападение. При этом невольно бросил взгляд на свои руки. Они были исцарапаны, а из крупной рваной раны на левой кисти текла кровь. Обезьяна снова бросилась на него, но вовсе не так быстро и ловко, как следовало бы от нее ожидать. Дьяков видел обезьян в зоопарке, видел, с какой непостижимой легкостью и скоростью они прыгают по веткам, и боялся, что если она нападет снова, то он даже не сможет отбиться. Эту же он остановил легко, безошибочно ткнув ее концом рукоятки швабры, она даже не сумела увернуться. Раздался глухой стук, когда деревяшка угодила обезьяне в морду.
— А вот так вот! — сказал Дьяков и начал наступать на обезьяну, делая выпады словно штыком.
Однако обезьяна, казалось, не обращала никакого внимания на сыпавшиеся на нее удары. Каждый из них отбрасывал ее еще дальше и дальше назад, но отбрасывал просто своей силой, тварь вовсе не отскакивала, а пыталась ломиться вперед. В конце концов Петру Дьякову удалось загнать тварь в угол комнаты и прижать ее там, упершись в нее палкой с такой силой, что затрещали ребра. По всем канонам жанра обезьяне следовало бы визжать от боли, равно как и любому другому существу, у которого концы ребер прорвали кожу и вылезли наружу, но обезьяна молчала, хватала лапами палку и разевала окровавленную пасть с мелкими острыми зубами.
Дьяков был в растерянности. Противник был побежден, но не повержен. Что делать теперь? Если отпустить обезьяну, то снова придется с ней драться, а как убить эту невероятно живучую тварь, он не знал. Патовая ситуация, но из нее как-то надо выходить. Не стоять же так вечно, удерживая палкой бешеную обезьяну. Дворник отдернул конец палки и снова ударил, целясь прямо в оскаленную морду. Удар пришелся вскользь, он сорвал кожу с обезьяньей морды, но сила его оказалась достаточна для того, чтобы отбросить тварь назад и удержать ее там до следующего удара. Следующий же пришелся прямо в оскаленную пасть, выбил зубы, прошел голову насквозь и сломал позвоночник. Обезьяна обмякла.
Дворник отскочил назад, глядя на лежащую на полу серую тушку. И вдруг понял, что, несмотря на неподвижность, обезьяна жива. Она смотрела на него и раскрывала пасть, зрачки шевелились, и это вовсе не выглядело предсмертными конвульсиями. Лишь тело ее было неподвижно совершенно.
— Да что же ты такое? — спросил тихо Петр Дьяков и пошел звонить в «скорую» и милицию, не выпуская, впрочем, спасительную дубину из рук.
Собаки
20 марта, вторник, очень раннее утро
Эта стая собак давно облюбовала окраину заводской территории как свой ареал обитания и защищала его от конкурирующих стай со всей возможной яростью. Здесь было где и чем поживиться на помойках, и к тому же здесь водилось немало крыс, популяцию которых собаки изрядно сокращали, тем самым оказывая городу настоящее благодеяние.
Сегодня стая наткнулась на нескольких крыс, поймать которых оказалось удивительно легко. И они их поймали, разорвали и сожрали всех, от первой до последней. Правда, сейчас стая чувствовала себя больной, собаки лежали на земле, вывалив языки, некоторых из них тошнило.
Правда, сейчас стая чувствовала себя больной, собаки лежали на земле, вывалив языки, некоторых из них тошнило.
На заборе, поодаль от собачьей стаи, сидел полосатый кот. Одноухий и куцехвостый, настоящий боец и бродяга, он тоже попытался охотиться на крыс, что делал уже не раз. Поймав одну, он успел вонзить острые клыки ей в загривок, ломая позвоночник, но сразу же отскочил назад, почувствовав привкус гнилья в добыче. И еще он запомнил странный запах не понравившейся ему крысы. На таких он больше решил не охотиться. Зато он остался голодным и, видя, что собаки не обращают на него никакого внимания, спрыгнул с забора вниз, на мусорный бак. Запах недавно выброшенной сосиски он ни с чем бы не спутал.