У лифта топтался Посохов — одетый у лучших лондонских портных благообразный мужичок, еще из советской комсомольской номенклатуры, который теперь называл себя «инвестором» и на самом деле колотил неслабые деньги на обязательной автогражданке, беспощадно используя свои старые связи.
— Валерий Палыч, — улыбнулся он, сверкнув безукоризненными зубами «от лучших стоматологов» и протягивая руку — сухую и вялую ладонь, которую Валера, парень крепкий и сильный, каждый раз пожимал с некоторой опаской — как связку толстых макаронин. — Как дела? Что слышно?
— Да вот слышно… непонятное, — ответил Валера, подозревая, что Посохов должен знать больше, и надеясь, что он его просветит.
— Верно, непонятное, — вздохнул Посохов. — Мне несколько человек звонили, говорят разное, и секретарши на работе нет, и дозвониться до нее никто не может. Даже кофе сварить некому.
Это он так пошутил, наверное. Вообще-то насчет его секретарши — манерной и томной двадцатилетней девицы — слухи ходили совсем другие, что она не только кофе варит.
— А что точно говорят? — спросил Валера, пропуская Посохова в распахнувшиеся перед ними с мелодичным звоном двери лифта.
— Да разве поймешь? — снова вздохнул тот. — Все разное говорят. Я ребят из охраны попросил по своим друзьям уточнить, что же именно происходит. Они у меня из МВД все больше, служили там, должны выведать.
Еще Посохов был известен тем, что никуда не ездил без как минимум четырех телохранителей и джипа сопровождения, хотя Валера был уверен, что этот финансовый паразит точно никому не был нужен и ему ничего никогда не угрожало. По крайней мере до тех пор, пока плательщики страховых взносов не заинтересуются, кто именно и через какие схемы крутит их трудовую копейку. Но если узнают, то Посохову никакая охрана не поможет.
— Если разузнают, то вы не сочтите за труд, наберите меня, — попросил Валера. — А я вам позвоню, если новости будут.
— Договорились, — кивнул Посохов, снова протягивая руку Валере.
Лифт остановился, и Посохов вышел. Валера посмотрел с неприязнью на его худую спину под пиджаком в тонкую полоску и нажал на кнопку своего этажа. Лифт мягко тронулся, и через минуту Валера вошел в приемную своего офиса, где уже сидела за столом и пила чай из большой зеленой кружки Татьяна Борисовна, дама за сорок, в строгих очках и без всякой косметики, напоминающая строгую училку из детского фильма.
Лифт мягко тронулся, и через минуту Валера вошел в приемную своего офиса, где уже сидела за столом и пила чай из большой зеленой кружки Татьяна Борисовна, дама за сорок, в строгих очках и без всякой косметики, напоминающая строгую училку из детского фильма.
— Доброе утро, Валерий Павлович, — поздоровалась она. — Чаю или кофе хотите?
— Если чайку сделаете, благодарен буду, — улыбнулся ей Валера. — Что слышно?
— Слышно, что Свиридов и Пономаренко на работу не придут, — ответила секретарша. — Позвонили оба, сказали, что какие-то серьезные проблемы у них.
— А что за проблемы? — задержался в дверях кабинета Валера.
Татьяна Борисовна несколько замялась, и Валера правильно оценил причину заминки: она не решалась повторить то, что слышала. Она всегда слыла дамой разумной и словами взвешенной, к сплетням не склонной.
— Татьяна Борисовна, мне с утра уже всякое рассказывали, — улыбнулся он. — Не стесняйтесь, говорите.
— Ну в общем… — Она вздохнула, затем продолжила: — Что-то в подъездах у обоих случилось, вроде бы даже убийства. И вроде бы милиция все заблокировала, выходить не дает. Странно, что два человека повторяют одну и ту же историю.
— Понял… — задумчиво кивнул он и зашел в кабинет. Кабинет был велик, пустоват — Валера любил минимализм в обстановке, — а еще из гигантского окна во всю стену открывалась великолепная панорама Москвы. Валера, повесив пальто на вешалку, подошел к окну и остановился у стекла, доходящего до пола, чувствуя исходящий от него холод. Сейчас панорама великолепием не поражала — город, серый и мрачный в это весеннее утро, лежал перед ним, своим видом вгоняя в глухую тоску.
— Ну и что же к нам пришло? — спросил Валера сам себя. — Что там случилось?
И ничего себе не ответил. Зато внутри его, где-то в самой глубине, начала укореняться уверенность, что случилось нечто очень плохое, такое, чего раньше этот мир не знал. Почему так — он бы даже сам себе обосновать не смог, но уверенность крепла и крепла.
Александр Бурко
20 марта, вторник, днем
Семьи самого Бурко и его приближенных уехали в сторону Твери около часа назад. Колонна из нескольких черных «Лэндкруизеров» с затемненными стеклами вышла из ворот, а на освободившееся место въехали сразу три тентованных КамАЗа. И теперь целая бригада крепких и молчаливых грузчиков паковала мебель, книги, картины. Бурко не собирался бросать ничего из своих любимых вещей. А в Центре специально для него и его семьи был выделен третий этаж так называемой Гостиницы. Первые два должны были занимать его приближенные с семьями, такие, как Салеев, Домбровский, Пасечник. Эта территория отделена была от остальной забором с проходной. Внутри же было сделано все, чтобы жизнь обитателей была комфортна. Два теннисных корта, бассейн, зеленые газоны с детской площадкой. Немного в общем-то, но в случае всемирной катастрофы мало кто рассчитывал на жизнь роскошную.