— Петровича знаете, сторожа? — спросил я.
— Знаем, конечно, — ответили оба почти что хором.
— Петровича убили вчера. Когда стрельба была. В поселок залетные бандюки заскочили, его из дома вытащили, водить их и показывать, где что. И завалили, когда он что-то не так сказал.
— Ох, ёпть… — охнул Петр. — И что? Где они? И что за стрельба?
— Они как раз на восемнадцатой линии нарвались. Постреляли их там, к едрене матери. Но я к чему все это… У Петровича в доме осталась «тулка» двенадцатого калибра и патронов к ней больше полусотни. Я точно знаю, сам патроны ему отдал. Получается, что она вроде как бесхозная уже.
— Я схожу? — мгновенно подкинулся Витька, решив ковать железо, не отходя от кассы.
— Возьми что-нибудь, чтобы дверь открыть, — сказал Леха. — Может, там и заперто, мы не проверяли. А ружье на виду должно лежать, как я думаю, Петрович его с собой носил, пока живой был.
— А не шутите? А то полезу, а Петрович из этой самой «тулки» по мне. Вы-то откуда знаете?
— А мы и есть эти самые, с восемнадцатой линии, — сказал я. — У наших на глазах Петровича привалили, никто и охнуть не успел.
— А бандюков…
— Всех, — ответил я. — Их в болото, что в конце главной аллеи, свалили. Петровича по-человечески закопали, похоронили, в общем.
— Ты скажи… Три дня назад кто бы такое подумал? Наехали, постреляли, человека убили. Тут бы уже ментов было… А теперь никому и дела нет. Хана всему уже, — сказал Петр.
Грех не согласиться.
Витька убежал, прихватив из багажника машины монтировку, а Петр остался с нами.
— Серьезные у вас стволы, — сказал он.
— Да стволы как стволы, — пожал я плечами. — Обычные акаэмы, просто с приблудами. Ничего крутого.
— Да ну, оптика у вас там и все такое! Как в кино.
На это я даже отвечать не стал, просто снова пожал плечами.
— Класс, прям «зеленые береты», — продолжал куда-то клонить собеседник. — Кстати, а кто вам все это выдал-то?
— Никто.
Что выменяли, что с мертвых бандюков взяли, что в Москве с мародеров, — почти честно ответил я. — Так, с бору по сосенке. А что вояки на заправке, кстати, выдали.
— А форма?
— Из магазина. Это все продается ведь, иди да покупай.
— Куда сейчас пойдешь? Нам бы на бедность подкинули чего.
— На бедность… — задумчиво сказал я.
— Ну — кивнул мужик. — У нас дети, семьи.
— Петь, значит, так, чтобы потом непоняток не было, — заговорил я максимально отчетливо. — Я вам подкинул наводку на ствол, что от Петровича остался. Это — в подарок. На этом халява закончилась. Ты по ящику слышал, что военные на заправках по Ленинградке на халяву людям карабины раздавали? Слышал? У тебя телик включен, я же слышу.
— Ну…
— Салазки гну. Они, может, и сейчас раздают. Ты ездил?
— Да, блин, туда ехать… — махнул рукой Петя. — И кто так раздавать-то будет? Начнут нервы мотать, предъяви, мол, то, предъяви это…
— А ты ездил? Спрашивал? Или предполагаешь? Или у меня вот спросил, как я свой получал?
— А как у нас еще может быть? Кто так раздавать будет?
Я почувствовал, что на меня накатывает волна злости:
— Значит, слышал, но сидишь на заднице ровно и водку кушаешь. Ждешь, когда тебя спасать придут. Семью в тот дом услал, чтобы пить не мешали, а то, что их там сожрать могут, если кто забредет, ты даже не задумался.
Петр покраснел, скорее от злости, чем от стыда.
— Да кто сожрет-то? — дал он петуха голосом. — Тут ни одного этого… как их… Ты, мля, говори, да не заговаривайся.
— Первый «этот» уже позавчера ночью сюда приходил, почему Петрович, царство ему небесное, ворота и запер. Теперь насчет «подкинуть чего». Подкидывать буду только на обмен, и никак иначе. У нас самих женщины и дети, нам их защищать надо. Да вот только нам ничего не надо, у нас все есть.
— У вас есть, а у людей — ничего. Знаешь, сколько народу уже в поселке?
— И хрен ли? — возмутился я. — И кто из них знает, что сторожа убили? И у ворот пост появился, может быть? Пусть не для защиты, так хоть предупредить, что мертвяки в ворота ломанулись? Или что? Все на дачу приехали, сезон открыли? Слышали, что в нашем углу стреляют? Хоть кто-то пришел? Глянуть, что случилось? Поискать оружия, выменять там или купить? Договориться как-то? Объединиться для защиты? Ни души в наш переулок не заходило. Это мы пошли оглядеться, сами сюда забрели, так теперь, оказывается, «делиться надо». С доставкой на дом. Так вот, Петя, хрен тебе по всей роже. Будут убивать — прибегайте к нам, защитим. Мы не звери. Но на иждивение брать никого не будем. Вот те и весь сказ. А за то, что мы тут у вас нажрали и выпили, держи…
У меня на разгрузке так и болтался с утра подсумок с двенадцатым калибром, из которого я вытащил дюжину ружейных патронов и сыпанул их на дощатый стол, по которому они раскатились, запутавшись в стаканах и тарелках.
— Они к ружью Петровича подойдут, — сказал. — Мог бы денег дать, да только деньги на хрен никому не нужны уже. А мы пошли, будь здоров, Петя. И глупыми мыслями не заморачивайся, стреляем мы на раз и без раздумий, если с чем неправильным сунешься.
Мы с Лехой встали из-за стола и пошли к калитке. Я понимаю, разумеется, что у нас был старт с большой форой в отличие от всех остальных. Но даже ленивый бы уже сумел хоть что-то сделать, кроме того, что убежать на дачу и водку пить с ветчиной нарезанной. Жены у этих дебилов, дети, а им хоть хрен по деревне — дело сделано, можно выпить. Чем кормить своих будут, чем защищать? Да я, как услышал, что военные со складов НЗ оружие на Ленинградке раздают, тут же хотел бежать сломя голову, да одумался. Кто что даст, когда увидит нас, и без того стволами увешанных? Пусть лучше неимущим достанется. Чем больше людей вооружится, тем больше уцелеет. И все равно ведь мы выторговали стволы, хоть и для работы.