Еще один звук: ключ повернулся в замке.
Боги, в чем дело? Зачем Куарту закрывать дверь?
Я только начала подниматься с кровати, как дверь в комнату отворилась — я помню, как велела служанке прикрыть ее, — и на пороге я увидела… стража, который со зловещим видом подбрасывал на ладони ключ.
Он действительно был одет «как все» — в привычного кроя городскую одежду. Вот только служанка забыла самую малость: эта самая одежда была сочного зеленого цвета. Услышь я о цвете наряда моего посетителя, смоталась бы из гостиницы за милую душу!
Тем временем страж сурово оглядел меня и демонстративно спрятал ключ в карман.
— Вот, значит, как ты болеешь, — протянул он.
— Ну… — в тон ему протянула я, усаживаясь на край кровати. — Что-то случилось?
— Госпожа, что за проходимца ты нам прислала?
— Я прислала? — старательно удивилась я. — Кого?
— Он пришел, — сквозь зубы начал страж. — В такой же одежде, в какой приходила ты. Сказал, от тебя. Пришел изучать нас.
— Постой! А ты-то там что делал? — удивилась я.
— Я там жил. В качестве твоего заместителя.
— В храме?
— Нет, Госпожа, без тебя я не мог оставаться в деревне ночью.
— А чем ты питался? — внезапно вспомнила я. — Ты же можешь есть только половину моей трапезы!
— Меня кормили в деревне как твоего заместителя.
— Ты же можешь есть только половину моей трапезы!
— Меня кормили в деревне как твоего заместителя. Обычаи это разрешают.
— А-а-а! — успокоилась я. — Это хорошо. Так ты говорил про проходимца в форме этнографа…
Страж снова изменился в лице от ярости и продолжил свой рассказ.
— Он сказал — пришел от твоего имени. Жрец велел кликнуть меня. Когда я подошел, этот мерзавец заявил: он — сэр этнограф Куарт и наш новый миссионер. Мы не поняли его слов и спросили, почему не приехала ты. Он сказал — ты нездорова, — страж снова окинул мою фигуру подозрительным взглядом, — и он представляет твои интересы.
Ой, дурак! Кретин! Как он мог? А еще этнограф! Я хорошо помнила этот кусок древнего права: представлять интересы женщины в ее отсутствие может либо ее родственник, либо муж. Либо отец ее ребенка. И это право вполне исправно действовало даже в городах. В деревнях, наверное, все еще хуже…
— Мы, конечно, спросили, по какому праву. Тогда он сказал, что он твой родственник.
— А вы?
— Мы не поверили. Ты никогда бы не прислала к нам родственника.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Во-первых, я помню как ты не хотела меня пускать в дом своих родителей. А во-вторых, я не чувствовал в нем родства с тобой.
— Так ты еще и родство чувствуешь? — поперхнулась я.
— Да, Госпожа, почему бы и нет? Если бы в лес забрел твой настоящий родственник, я был бы обязан вывести его на дорогу. Ты же не хочешь, чтобы твоих родных загрызли дикие звери или съела бы нежить?
— Логично, не возразишь. И что он сказал?
— Сказал, он твой муж.
Ой, дурак!
— А вы?
— Мы сказали: это невозможно.
— А он?
— Он улыбнулся, гад, и сказал — он не хотел портить твою репутацию. Он твой любовник и сейчас ты носишь его ребенка. — С этими словами страж весьма недвусмысленно вперил свой взгляд в мой живот и талию.
— Что-о-о? — подскочила я от ярости, хотя к этому, собственно, к этому все и шло. — И вы поверили этому мерзавцу? Я, что, похожа на беременную? — Я выпрямилась во весь свой (весьма незначительный) рост, картинно уперев руки в бока.
— Так это правда?
— Да как ты смеешь? — Я задохнулась от ярости.
— Не пытайся уйти от ответа, Госпожа, — сурово настаивал страж. — Я должен знать правду.
— Это — самая наглая ложь, которую я когда-либо слышала, — отчеканила я. Страж продолжал вопросительно и строго смотреть на меня, и я добавила: — Клянусь своим именем.
И тут страж сделал очень странную вещь: он шагнул вперед, опустился на колени, взял меня за руку и поцеловал.
— Прости нас, Госпожа. Мы виноваты перед тобой.
— Ладно, — стушевалась я, от неожиданности растеряв свой запал. — Вставай.
Страж не стал упрямиться и поднялся на ноги. Ключ он, кстати, не спешил возвращать.
— Садись, — кивнула я на стул, сама усаживаясь обратно на кровать. Страж повиновался. — А дальше? Вы ему поверили и пустили жить в деревне?
— Вовсе нет, Госпожа, — смутился страж. — Мы поняли: он нас обманывает, но в деревню пустили. Но, когда я пришел сюда, а мне сказали, ты болеешь… к тому же ты растолстела…
Я поперхнулась.
— Конечно, я потолстела! Посиди три недели в четырех стенах, почти без движения, — и не так растолстеешь! В это платье уже чудом вписываюсь!
— Прости, — покаянно склонил голову страж.
— Ладно, — нахмурилась я. — Продолжай.
— Я оказался в ужасном положении, — пожаловался Ор. — Подумай, приходит какой-то незнакомый… проходимец и объявляет себя твоим любовником! А я, твой страж, ничего не знаю! К тому же то ли его кто-то предупредил, то ли сам догадался, но он так и не вышел за границу деревни, как ни звали прогуляться. Эх, знать бы раньше, этот гад бы просто до деревни не добрался!
— В чем-чем ты оказался? — съязвила я, пытаясь скрыть смущение. Потом представила, как обозленный страж три недели бродит вокруг деревни в надежде поймать соперника и придушить. Или ходит по деревне, притворяясь обычным деревенским парнем, а в душе у него одно желание — убить! Убить! Убить! И так день за днем. Три недели. Ужас, как он это выдержал?