Мне объяснили: это никакой не саван, а вовсе даже церемониальный наряд Заклятой, правила шитья которого достались мастерице по наследству.
— Ее проблемы, — поспешила заявить я, оглядывая путь для отступления. Увы, то ли подсказал кто, то ли так совпало, но только меня за время разговора окружили плотным кольцом и бежать было некуда. Мама дорогая, что делать?
Мне недвусмысленно дали понять: нельзя ходить по улице в таком виде, и будет лучше, если я переоденусь.
Вот вы как, да?
Я сделала грозное лицо, закатила глаза и провещала:
— Горе тому, кто станет у меня на пути! Горе тому, кто будет мне указывать! Трепещите, ибо легко я гневаюсь!
Толпа, ахнув, отпрянула, но кольца не разомкнула. Сама я была напугана не меньше крестьян: нужные слова всплывали в памяти сами собой; еще немного — и у меня получилось бы вполне складное проклятье. Может, и настоящее.
Может, и настоящее. Хотя, скорее всего, пр о клятые легли бы и стали ждать смерти. Проверить, действует проклятье или нет, нам бы не удалось.
На шум прибежал страж, который, быстро разобравшись в творившемся безобразии, велел всем расходиться. Мол, он сам поговорит с Госпожой Заклятой. За время своего пребывания в деревне я успела заметить: меня слушались намного меньше, чем «господина леса». То ли предполагали за мной женское кокетство, то ли считали слишком застенчивой, но они были твердо уверены — Госпожа Заклятая не способна прямо высказать свои пожелания. Не иначе, страж подучил!
Так или иначе, Ор, разогнав толпу, схватил предмет спора в охапку, а меня за шиворот и потащил в храм, где заявил: поскольку он единственный, кто имеет на меня хоть какое-то влияние, то попросту переоденет меня лично, если я не прекращу упрямиться.
— Не посмеешь, — выкрикнула я, отступая к дверям.
— Еще как посмею, — нагло сообщил страж, для начала отпихивая подальше от выхода.
— Если ты до меня дотронешься, я покончу с собой!
— Чепуха, Госпожа, ты слишком любишь себя. — Страж прижал меня к стене, взялся за шнуровку моей рубашки (куртку я не носила по причине жары) и неторопливо развязал узел.
Зашипев почему-то по кошачьи, я с усилием вырвалась и, отскочив на безопасное расстояние, прокричала: он может проваливаться, а я переоденусь без посторонней помощи.
Страж с сожалением поглядел на меня (не знаю, почему он так расстроился, то ли потому, что ему не пришлось выполнить свою угрозу, то ли потому, что я не испепелила его в наказание за дерзость) и вышел за дверь.
Меня трясло от унижения.
Сволочь!
Глава 13
Из всех цветов, пожалуй, больше всего я не люблю белый. Он слишком легко пачкается, и на нем хорошо видны даже самые маленькие пятна.
— И белое полнит, — уныло заявила я, напялив на себя эту церемониальную тряпку. Я, правда, похудела в последнее время… но все равно.
В свободном белом одеянии, вышитом белыми же нитками, я походила то ли на призрак, то ли на невесту. То ли на призрак невесты. Последние два пункта мне, впрочем, не грозили, разве понадобится срочно избавиться от конкурента. Но ведь есть и менее хлопотные способы умерщвления.
С этими веселыми мыслями я вышла на улицу и обнаружила две вещи. Во-первых, за годы обучения и работы этнографом я отвыкла от женской одежды и теперь путалась в своей юбке. А во-вторых, сюрпризы на сегодня не кончились.
Посреди храмовой площади меня поджидала какая-то женщина, которая, схватив меня за руку, закричала: хоть я и Заклятая, а негоже молодой и здоровой девке целый день прохлаждаться, когда людям даже дите оставить не с кем. С этими словами она потащила на улице к своему дому, продолжая выкрикивать развернутую критику в мой адрес и не слушая никаких возражений. Она спятила? Деревенские и чихнуть бояться в моем присутствии, а эта!.. У самого дома к нам присоединился сдавленно хихикающий страж.
Впихнув нас в дом, женщина закрыла за собой дверь с чувством выполненного долга.
— Какое дите, страж, она о чем?
— Присмотришь за ребенком, тебе сложно, что ли?
— Да я вообще детей боюсь, какое присмотреть? Что мне с ним делать?
— Расскажешь сказку, этнограф.
— А если ребенок расплачется?
— Не знаю, напугай букой.
— Ага. Может, ты еще свой второй облик примешь, бука? — парировала я.
— Я думал, человеческие женщины любят детей, — укоризненно произнес страж, подталкивая меня из сеней в комнату.
— То есть это была твоя идея?
— С чего ты взяла? — фальшиво возмутился страж. — Неужели тебе не жалко бедную женщину?
— Я тебя когда-нибудь пристукну, — вздохнула я, заходя в комнату. — Пока она за мной бегала, ребенок прекрасно один время проводил, или было с кем оставить, как ты полагаешь? И вообще, я нянькой не нанималась.
Дите сидело на полу, важно катая игрушечную тележку вперед-назад. Нас это создание встретило восторженным писком, отложило телегу и прошествовало ко мне на четвереньках. Я тоскливо оглянулась на дверь. Ну не люблю я детей!
Доползя до меня, дите поднялось, держась за мой подол, и пролепетало:
— То-то!
— Что, малыш? — спросила я, присаживаясь на корточки.
— Он просто бормочет, — влез в разговор страж.
— То-то! — повторил ребенок. — 'то это?
— Он спрашивает, что это, — догадалась я. — Или кто.