Я замялся, подыскивая ответ. Наконец выдавил:
— Нет еще. Я только что приехал.
Вдруг мне в голову пришла мысль о том, что она все время меня боится, но пытается это скрыть; что она лишь ждет случая сбежать от меня, когда мы окажемся ближе к гостинице.
Надо было это выяснить.
— Элиза, вы меня боитесь? — спросил я.
Она резко вскинула глаза, словно я прочитал ее мысли, потом снова посмотрела вперед.
— Нет, — ответила она.
Правда, в словах ее не было уверенности.
— Не бойтесь, — сказал я. — Я последний человек на свете, кого вам следует бояться.
Еще несколько минут мы шли в молчании. Мой рассудок, как маятник, колебался между чувствами и здравым смыслом. С точки зрения эмоций дело улажено. Я прошел сквозь время, чтобы быть с ней, и теперь не Должен ее потерять. С реалистической точки зрения я понимал, что для нее я неизвестная персона. Но все же почему она спросила: «Это вы?» Очень странно.
— Откуда вы? — вновь задала она вопрос.
— Из Лос?Анджелеса, — ответил я.
Это, разумеется, не было ложью, но в той ситуации едва ли было и абсолютной правдой. Мне хотелось сказать больше, хотелось открыть ей обстоятельства нашей чудесной встречи, но я не осмеливался. Она не должна узнать о том, как я до нее добрался.
Мы уже почти дошли до откоса. Через несколько секунд мы окажемся на приморской аллее и скоро дойдем до гостиницы. Нельзя было продолжать вот так молча идти рядом с ней. Надо начинать действовать, идти к сближению. И все же как я мог просить ее о встрече в тот вечер? Ей наверняка предстояла репетиция, а потом ранний отход ко сну.
Вдруг без всякой видимой причины — если только страх потерять ее интерес к себе моментально не перерос в страх потерять ее навсегда — я почувствовал, что меня транспортируют обратно в 1971 год.
Я остановился как вкопанный, вцепившись пальцами в ее плечо. Вокруг меня завертелся пляж, мрак стал застилать глаза.
— Нет, — невольно пробормотал я. — Не дай мне это потерять.
Не помню, сколько времени это продолжалось — несколько секунд или минут. Помню только, как она стояла передо мной, пристально глядя на меня. Я знал, что она напугана. Сама ее поза говорила об этом.
— Пожалуйста, не бойтесь, — умолял я.
Ее вздох подсказал мне, что я мог бы с тем же успехом попросить ее не дышать.
— Простите, — сказал я. — Я не хотел вас напугать.
— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила она.
В голосе ее слышалась тревога, отчего я испытал прилив благодарности.
Я попытался улыбнуться и невнятно хмыкнул, якобы выражая насмешку над собой.
— Да, — ответил я. — Спасибо. Может быть, позже я смогу рассказать вам, почему…
И прикусил язык. Надо более внимательно следить за своими словами.
— Можете идти дальше? — спросила она, словно не заметив моего замешательства.
Я кивнул.
— Да.
Полагаю, я говорил довольно спокойно, хотя мне казалось невероятным, что мы разговариваем. Я еще не освоился с тем благоговением, которое вызывала во мне ее близость, возможность слышать ее голос, чувствовать под пальцами ее плечо.
Я вздрогнул, осознав, что сильно сжимаю ее руку.
— Я сделал вам больно? — испуганно спросил я.
— Ничего страшного, — отозвалась она.
Прежде чем продолжить путь к гостинице, мы помолчали.
— Вы болели? — спросила она.
Этот вопрос показался мне почему?то забавным.
— Нет, просто… устал от путешествия, — сказал я и попытался взять себя в руки. — Элиза?
Она издала слабый вопрошающий звук.
— Мы не могли бы сегодня вместе поужинать?
Она не ответила, и моя уверенность тотчас же испарилась.
— Не знаю, — наконец произнесла она.
Когда я вдруг понял, что сейчас 1896 год, то устыдился собственной бестактности. Незнакомые мужчины не подходили на пляже к незамужним женщинам, не держали их за руку и не гуляли с ними, а также не просили без приглашения составить им компанию на ужин. Такие поступки подходили для оставленного мной времени, здесь они были неуместны.
Словно напоминая мне об этом, она спросила:
— Можно узнать вашу фамилию, сэр?
Меня кольнула официальность ее тона, но я ответил в том же духе:
— Извините. Надо было представиться. Кольер.
— Кольер, — повторила она, словно пытаясь логически осмыслить мою фамилию. — А вы знаете, кто я?
— Элиза Маккенна.
Я почувствовал, как ее рука слегка дернулась, и подумал — она, наверное, решила, что я ищу встречи с ней из?за того, что она известная актриса, и никакой тайны здесь нет; что я какой?то полоумный поклонник, пронырливый охотник за состоянием.
— Дело не в этом, — сказал я, словно она прочла мои мысли. — Я пришел к вам не потому, что вы… то, что вы есть.
Она не ответила, и, помогая ей взобраться на откос, я вновь почувствовал тревогу. Как мог я вообразить, что встреча с ней даст мне покой? Может быть, она не убежала и не позвала на помощь, но принимала меня с некоторым опасением.
— Я знаю, все это кажется необъяснимым, — говорил я в надежде, что слова мои не покажутся простой банальностью и не вызовут подозрений. — Но тому есть причина, и я не стану ее скрывать.
Зачем я продолжал гнуть свою линию? Такой подход мог лишь увеличить ее подозрительность в отношении меня.
Зачем я продолжал гнуть свою линию? Такой подход мог лишь увеличить ее подозрительность в отношении меня.