— О господи, что с вами? — спросил я, потрясенный ее видом.
— Он хочет меня убить, — с трудом проговорила она. — Он действительно меня убьет.
Я хотел было ответить, но она с криком развернулась и побежала через открытый дворик к северному входу. Обернувшись, я увидел, что на меня собирается наброситься Робинсон с тростью в руке. С его лица в беспорядке свисали пряди черных волос. Я сидел, оцепенев в молчании, и следил за его приближением.
К моему удивлению, он пронесся мимо моего кресла, настолько увлеченный погоней за Элизой, что даже меня не заметил. Я вскочил на ноги.
— Вы не смеете этого делать! — завопил я, устремляясь за ним.
Оба были уже далеко впереди.
Пытаясь догнать их, я бросился через боковой выход и вниз по лестнице к парковке. «Постой, — подумал я, — парковки здесь быть не может». Мне пришлось перепрыгнуть через компанию откуда?то взявшихся белых мышей, которые бежали по дорожке.
Потом я заметил Робинсона, гнавшегося за Элизой вдоль берега.
— Берегитесь, если вы ей что?нибудь сделаете! — закричал я.
Если он ее только тронет, я убью его.
Теперь я был на берегу и пытался бежать по песку, но не мог. Я видел, как их фигуры постепенно уменьшаются в размерах. Элиза бежала ближе к воде. Я видел, как к ней подступает огромная волна, и пронзительно закричал, чтобы предупредить. Она не слышала. «Она так напугана, что ничего не замечает вокруг себя!» Я пытался бежать быстрее, но едва шевелился.
Казалось, она несется прямо в воду. Волна с ревом обрушилась на нее, рассыпавшись по сторонам хлопьями белой пены.
Волна с ревом обрушилась на нее, рассыпавшись по сторонам хлопьями белой пены. Я споткнулся и упал на песок. Потом, поднявшись, в ужасе посмотрел на кромку воды. Робинсон тоже пропал. Волна смыла их обоих.
Я почувствовал на плече прикосновение руки и проснулся. Рядом стояла Элиза.
В течение нескольких мгновений я не мог отличить сон от действительности. Должно быть, я смотрел на нее со странным выражением, ибо она назвала меня по имени вопросительно?тревожно.
Я огляделся по сторонам, ожидая увидеть мчащегося к нам Робинсона. Ничего не заметил и вновь посмотрел на нее, только теперь осознавая, что видел сон.
— Боже, — пробормотал я.
— Что такое? — спросила она.
— Сон, — сказал я, судорожно выдохнув. — Ужасный…
Я умолк, сообразив, что по?прежнему сижу, а она стоит, и быстро вскочил.
— Что вы сделали со своим лицом? — в смятении спросила она.
Поначалу я не понял, о чем она говорит, потом вдруг сообразил.
— Боюсь, я не очень?то искусен в бритье, — объяснил я.
Она скользнула по моему лицу недоуменным взглядом. Мужчина моего возраста — и не умеет бриться?
— А как вы? — спросил я. — У вас все хорошо?
Она еле заметно кивнула.
— Да, но давайте пройдемся, — сказала она.
— Конечно.
Не подумав, я взял Элизу за локоть, но, заметив ее взгляд, отпустил ее руку и предложил свою. Когда мы пошли по извилистой дорожке к северному входу, я заметил, как она бросила взгляд через плечо. Это движение заставило меня содрогнуться, воскрешая в памяти подробности недавнего сна.
— Вы от кого?то скрываетесь? — спросил я, стараясь говорить шутливо.
— В некотором смысле, — ответила она.
— Робинсон?
— Разумеется, — пробормотала она, вновь бросив взгляд через плечо.
Когда мы дошли до боковой двери, я открыл ее для Элизы, и мы вышли наружу. Проглянуло солнце, и стало теплей. Пока мы спускались по ступеням, я посмотрел налево и увидел, как группа китайских рабочих сгребает с Пасео?дель?Мар опавшие листья и относит охапки их на берег, где другая группа сжигала листья.
Когда мы спустились до низа лестницы, Элиза, указывая в сторону Оранж?авеню, спросила:
— Пойдем туда?
Мне на миг показалось, что эта женщина больше привыкла приказывать, чем подчиняться. Мы пошли по аллее, огибающей западный фасад гостиницы.
— Как прошла репетиция? — спросил я.
Из всех вопросов, что я мог ей задать, этот был, наверное, самым неподходящим.
— Отвратительно, — ответила она.
— Так плохо?
Она вздохнула.
— Так плохо.
— Мне жаль.
— Это я виновата, — сказала она. — С труппой все в порядке.
— А с мистером Робинсоном?
Элиза мрачно усмехнулась.
— Нельзя сказать, что он вел себя смирно, — призналась она.
— Очень жаль, — сказал я. — Уверен, что это из?за меня.
— Нет?нет. — Она говорила не слишком убедительно. — Такое настроение у него бывало и раньше.
— Он лишь заботится о вашей карьере, — заметил я.
— Именно это он мне постоянно повторяет, — откликнулась она. — Настолько часто, чтобы в память врезалось навечно.
Эта фраза вызвала у меня улыбку.
— Он этого и добивается.
Она взглянула на меня, словно удивившись, что я хорошо отзываюсь о Робинсоне, несмотря на его отношение ко мне. Но как мог я поступить иначе? Он и в самом деле считал ее карьеру священной — я понимал это даже лучше, чем она.
Но как мог я поступить иначе? Он и в самом деле считал ее карьеру священной — я понимал это даже лучше, чем она. Если сюда примешивались также и эмоции — а я в этом не сомневался, — это было уже нечто другое.
— О, конечно, это так, — согласилась она. — Но тогда он становится тираном. Чудом будет, если к завтрашнему дню у меня еще останется импресарио, учитывая то, как мы с ним ругались.