Продолжать дальше сегодня нет смысла. Может быть, даже опасно. Вдруг я неожиданно прорвусь туда в этом чертовом спортивном костюме? Странновато буду я в нем выглядеть в 1896 году.
Завтра. Это будет великий день. Я так в этом уверен, что мог бы побиться об заклад….
Нет нужды заключать пари. Это не азартная игра.
Завтра я буду с ней.
19 НОЯБРЯ 1971 ГОДА
Пять часов две минуты. Сейчас встану. Есть желание не шевелиться. Но все?таки надо пошевелиться, надо вставать и…
… сиять? Маловероятно. Но тем не менее встаю. Даже если свалюсь. Одеться… спуститься вниз и на берег, на воздух. Прогнать эту головную боль.
Потому что сегодня особый день.
Ты сегодня не одолеешь меня, голова. Сегодня особый день.
Восемь часов сорок три минуты утра. На пути в Сан?Диего. В последний раз. Я все время это повторяю. Что ж, на сей раз это правда. Нет нужды приезжать снова.
Головная боль еще не совсем прошла, но все же не такая сильная, чтобы помешать мне вести машину.
Удивительно, насколько отстраненным от всего вокруг я чувствую себя. Возможно ли, чтобы часть меня была уже в 1896 году, ожидая появления меня целиком? Подобно тому как частица меня осталась на днях в гостинице, в то время как другая поехала в Сан?Диего?
Наверняка это возможно. Кто я такой, чтобы в данный момент это отрицать?
* * *
Девять часов двадцать семь минут. Мне во всем повезло. Выбор был невелик, но один из костюмов этого ателье проката оказался словно сшит на меня. Сейчас он лежит рядом со мной на сиденье в коробке, завернутый в оберточную бумагу. Надеюсь, Элизе он понравится.
Костюм черный. Пиджак тогда называли сюртуком. Ужасно длинный, доходит до колен. Боже правый! Служащий пытался навязать мне то, что он назвал домашним сюртуком, но его фасон — расходящиеся спереди полы и широкие фалды сзади — был мало пригоден для носки.
Штаны — «брюки, сэр» — довольно узкие, с обшитыми галуном боковыми швами. У меня есть также белая рубашка с высоким воротничком, однобортный бежевый жилет с отворотами и галстук на тесьме, скрепленной на шее сзади. Я стану похож на настоящего щеголя. Думаю, все это подойдет. Я понравился себе в зеркале. Вплоть до коротких полуботинок, тоже черных.
Довольно странно было разговаривать со служащим из ателье проката одежды. Странно, потому что я ощущал себя там лишь отчасти. Он спросил меня, зачем мне этот костюм. Я сказал, что собираюсь завтра вечером пойти на вечеринку в стиле 1890?х годов — что не было совершенной ложью. И добавил, что хочу выглядеть как можно более органично.
На какой срок я планирую взять костюм? Меня подмывало ответить: на семьдесят пять лет. Но сказал, что на выходные.
Я уже собирался уехать из Сан?Диего, когда меня осенило, что, когда я попаду в 1896?й, хоть и хорошо одетым, все равно не смогу купить себе даже чашку кофе. Невероятно, что я проглядел также и такой очевидный момент, как наличность, которой хватило бы, пока не найду работу. Понятия не имею, о чем я думал. Попросить денег у Элизы? От этой мысли я весь сжался. «Привет, я тебя люблю, можно занять у тебя двадцать долларов?» Боже всемогущий!
И опять везение. В первой же лавке по продаже монет и марок, куда я зашел, оказался двадцатидолларовый золотой сертификат в хорошем состоянии. Я заплатил за него шестьдесят долларов, но счел, что мне очень повезло. Продавец сообщил, что у него есть такой же двадцатидолларовый золотой сертификат, никогда не бывший в обращении, и у меня возникло искушение его купить, пока я не узнал его стоимость: около шестисот долларов.
У меня в руках симпатичная банкнота с портретом президента Гарфилда на лицевой стороне, ярко?красной печатью и надписью: «20 долларов в золоте выплачивается предъявителю по требованию». На оборотной стороне ярко?оранжевое изображение орла со стрелой в когтях.
Для страховки я купил также десятидолларовый серебряный сертификат в приличном состоянии (стоимостью сорок пять долларов) с портретом Томаса Э. Хендрикса[1] на лицевой стороне, кто бы он ни был. Как этот, так и двадцатидолларовый сертификат, по размеру значительно больше современных банкнот, и ценность для меня они представляли во всех смыслах большую. Так что в финансовом отношении у меня будет все в порядке.
В финансовом отношении. Гм. Совсем не по?викториански.
Наверное, следовало посвятить больше времени поиску денег — в особенности потому, что мне не понадобится то, что я оставляю здесь, — но я торопился вернуться в гостиницу и начать. Время идет.
На обратном пути мне в голову пришла хорошая мысль. Не нужно надевать наушники. Сидя на кровати, облаченный в костюм 1890?х годов, я буду слушать граммофон и писать установки в ожидании начала путешествия.
* * *
Десять часов две минуты. Готов отправиться.
Так спешил начать, что для экономии времени поставил машину позади гостиницы. Принял душ, побрился и причесался. Полагаю, такая длина волос подойдет, а если и нет, то ничего уже не поделаешь.
Срезал ярлыки с сюртука, жилета, рубашки и галстука — по двум причинам. Первая — не хотелось бы, чтобы их увидел кто?то из 1896 года, невозможно будет объяснить. И что более важно, сам не хочу их видеть. Оказавшись в том времени, собираюсь изгнать из памяти все воспоминания о 1971?м. Я даже стер фирменный знак внутри ботинок — хотя и мелочь, а может все испортить. Никаких носков, никакого белья — слишком современны на вид.