Мой желудок угрожающе заурчал. Нашпигованное говяжье филе? Даже мой окрепший организм не был готов к столь тяжелым вариантам. Я попытался отвлечься, перескакивая на десерт: апельсиновый торт с безе, английский сладкий пирог.
Я поднял глаза, услышав голос Элизы.
— Простите? — переспросил я.
— Чего бы вам хотелось? — спросила она.
«Тебя, — подумал я, — только тебя».
— Ну, я не так уж голоден, — ответил я.
«Что мы здесь делаем?» — подумал я. Мы должны быть где?то наедине. Элиза снова опустила взгляд на меню, и я сделал то же самое. «Это будет, без сомнения, самый длинный ужин в моей жизни», — подумал я.
Я посмотрел на официанта, пришедшего взять заказ, и мне пришлось подвергнуться пытке, выслушивая, как миссис Маккенна заказывает черепаховый суп «Ксеркс», бутерброд «Рекс», телячьи поджелудочные железы с трюфелями «Монпелье» и прочую снедь, от которой может сделаться заворот кишок. Пока она говорила, вокруг меня как будто собиралось облако ароматов. В тот момент мне показалось, что она своими словами пробуждает их к жизни. Теперь я понимаю, что мое обоняние было тогда сильно обострено и я ощущал запахи кушаний и напитков с окружающих столов. Хорошего в этом было мало.
Оркестр в холле заиграл «Вальсы цветущих полян» и, не обращая внимания на аплодисменты, бодро перешел к «Острову шампанского»[8]. Так, по крайней мере, было написано в программке — доказать правильность не представлялось возможным. Пытаясь избежать даже попыток предложить мне угощение, я закрыл меню и посмотрел на его оборотную сторону. «Достопримечательности в окрестностях гостиницы», — прочитал я, отметив такие пункты, как «Купальня», «Музей» и «Страусовая ферма» — «интересное зрелище во время кормления». «Должно быть, я тоже представляю собой интересное зрелище во время кормления», — подумал я.
— Кольер?
Я взглянул на Робинсона.
— Будете заказывать? — спросил он.
— Только немного консоме и тост, — отозвался я.
— Вы неважно выглядите, — сказал он. — Может быть, вам лучше пойти к себе в номер?
«К себе в номер, — подумал я. — Да, это было бы неплохо, мистер Робинсон». Я улыбнулся.
— Нет. Благодарю вас. Со мной все в порядке.
Вот опять я за свое: «Нет. Благодарю вас. Со мной все в порядке».
Робинсон переключил свое внимание на официанта, и снова мой желудок подвергся испытанию, когда я пытался не слушать, как он заказывает «горных устриц а?ля Виллеруа», «бостонского зеленого гуся в яблочном соусе», «лапшу с хлебным мякишем», «итальянский салат» и бутылку эля. Понятно, что я слышал каждое слово.
— Я уже разговаривал с Юниттом, — обратился Робинсон к Элизе, когда официант ушел. До меня дошло, что я прослушал ее заказ. — Он встречался с Бэбкоком и признал, что горящий костер на сцене — плохая идея, если принять во внимание конструкцию гостиницы.
Юнитт вместе с рабочими сцены пытаются что?то придумать. Это не будет похоже на настоящий огонь, но полагаю, что в данных обстоятельствах надо на это соглашаться.
Элиза кивнула.
— Хорошо.
— Кроме того, завтра вечером, как только поезд будет загружен, мы отправимся, — сказал он, как я догадался, скорее для меня, чем для нее.
«Она не уедет, — мысленно обратился я к нему, — а вот ты уедешь». Правда, трудно было в этом не усомниться.
Я уже собирался заговорить с Элизой, когда неожиданно Робинсон обратился ко мне:
— Чем вы занимаетесь, Кольер?
Я подумал, что в этом вопросе может быть заключен подвох. Интересно, проверил ли он то, что я говорил миссис Маккенна?
— Я писатель, — ответил я.
— Вот как? — Он явно мне не поверил. — Газетные статьи?
— Пьесы, — сказал я.
Не знаю, почудилось ли мне, или действительно в его тоне на миг промелькнуло уважение, когда он повторил:
— Вот как?
Вполне возможно. Если он и мог приписать мне хоть какую?то добродетель, то она должна была относиться к области театра.
Всякое уважение пропало, когда он спросил:
— А какие?нибудь из ваших пьес поставлены? Ваше имя как драматурга мне неизвестно, хотя я знаком со всеми ведущими.
Ударение на слове «ведущие».
В ответ на его вызывающий взгляд я молча взглянул на него, поборов в себе искушение ответить: «Да, в сентябре на седьмом канале шел «Фильм недели». Вы ведь его смотрели, не так ли?» Вряд ли я от этого выиграю. После минутного замешательства он лишь посчитает меня сумасшедшим.
— Не на профессиональной сцене, — сказал я.
— А?а, — откликнулся он.
Оправдан.
Я взглянул на Элизу. Мне хотелось произвести на нее впечатление, однако я понимал, что мой ответ может лишь разочаровать ее, поскольку театр — смысл ее жизни. Но все?таки это было правильнее, чем говорить ложь, из которой потом будет не выпутаться.
— Что это за пьесы, мистер Кольер? — спросила она, явно пытаясь сгладить неловкость.
Не успел я ответить, как вклинился Робинсон:
— Я предпочитаю драму — высокую драму.
Теперь он постарался сдержать насмешливую улыбку. Я почувствовал, что цепенею от гнева, но смог подавить его в себе, прибегнув к дешевому, хотя и не произнесенному вслух ответному выпаду: если бы он знал, что погибнет на «Лузитании», то не стал бы вести себя столь заносчиво.
— Разные пьесы, — ответил я Элизе. — И комедии, и драмы.