Мы с Мишелем с чувством обнимаемся.
Совместные испытания сблизили нас, последующее общение — превратило едва ли не в братьев.
Совместные испытания сблизили нас, последующее общение — превратило едва ли не в братьев.
Д’Энтрэ почти сразу отстранился и принял официальный вид. С таким, должно быть, посланники при дворе вручают ноту своего короля или секунданты сообщают о месте и времени дуэли.
Но я не король, да и драться пока ни с кем не собираюсь.
На всякий случай гордо выпрямляюсь. В теле слабость, в голове — сумбур. Сейчас бы присесть, а лучше — прилечь и не забивать мозги ни делами, ни ерундой.
— Месье Командор! Имею честь сообщить вам, что я получил ответ своего отца, — сообщает Мишель.
— Я рад за вас, — киваю я, пытаясь сообразить, при чем же здесь я?
— Мой отец одобрил мой выбор и благословил мой брак с мадемуазель Носовой. Поэтому я прошу у вас руки означенной дамы. Речь идет о воссоединении двух любящих сердец.
Звучит так, словно от меня зависит, быть им мужем и женой или нет.
Хотя… В отсутствие родителей невесты Мишель наверняка считает меня кем-то наподобие опекуна и Риты, и остальных женщин. И как же тогда обойтись без моего официального согласия?
Да… Сторонницы феминизма, к которым, кстати, относилась вышеозначенная журналистка Носова, были бы весьма раздосадованы, узнав о положении прекрасного пола в этих чудных временах.
Никакого равноправия. Знатная дама при наличии неплохого состояния может прожить одна, во всех же остальных случаях необходим муж. Никаких женских или общих работ пока не существует. Я не говорю о чисто физических, которых пока большинство. Землю пахать или в кузнице поигрывать молотом — тут без дюжего мужчины не обойтись. Но и интеллектуальные, так сказать, работы в данное время существуют не для прекрасного пола.
Торговля все еще связана с риском. Порою не столько с финансовым, сколько с реальным. На морях — пираты, в лесах — разбойники. Товар надо не только купить и продать, отстоять его надо от любителей присвоить чужую собственность. Да и никто не будет заключать договоры с женщинами. Даже смотреть на нее как на полноправного партнера не будут.
Столь развившаяся в позднейшие времена канцелярская волокита уже существует, однако клерков еще настолько мало, что полностью хватает мужчин. Женщина-служащая — нонсенс. Как и женщина-воин.
Журналистика? Ее практически нет. Новости идут месяцами, никакой оперативности. Народ едва ли не поголовно безграмотен даже в самых развитых странах. Поэтому если газеты и выходят, то мизерными тиражами для крайне ограниченного круга лиц.
И так обстоят дела везде. Не осуждаю и не хвалю. Хотя мне чем-то данная ситуация нравится. Она заставляет мужчин быть мужчинами, а не какими-то страховыми агентами или прочими существами неопределенной природы.
Даже странно, что я после вчерашнего еще способен рассуждать, но я рассуждаю.
Мишель же ждет ответа, не догадываясь о теме моих мыслей.
Ладно. Что труднее дается — больше ценится. Пара минут ожидания не сыграет особой роли. Пусть поволнуется, раз уж ему хочется.
— Я согласен, — наконец сообщаю я, и Мишель, позабыв напускную важность, бросается мне на шею.
И сразу же из-за двери появляются мои девочки. Не иначе, подслушивали, угадав тему разговора.
Как будто я мог не согласиться!
Глазки девочек блестят предвкушением торжеств. Следует приглашение к столу. Мишель отнекивается, говорит о том, что спешит передать важную новость невесте.
Но тут уже вступаю я. Не люблю пить один, поэтому довожу до сведения шевалье об обычаях нашей родины и необходимости вспрыснуть помолвку.
Прислуживает Лудицкий. В мой нынешний приход депутат ведет себя тихо, а уж услужить старается, как заправский лакей.
Не иначе, что-нибудь натворил в мое отсутствие, вот и старается загладить вину. Я уже спрашивал и Наташу, и Юлю о его поведении. Говорят, не знают. Наверное, следствие полученного выговора за леность и угроза оставить без места.
Ладно. Пусть так. Хватает других проблем, и разбираться с бывшим работодателем недосуг.
Да и не выкидывать же его в самом деле на улицу! Пропадет.
Наши посиделки длятся недолго. Мишель торопливо уходит, обещая вечером прийти с невестой, и мы остаемся одни.
Девочки ластятся ко мне, а я поневоле думаю: а мы?
Вот ведь влип! Многоженство запрещено по всей Европе. Ни о каком официальном оформлении отношений не может быть и речи. Да и о неофициальном сожительстве тоже.
Здесь, на далеких от властей островах, с учетом моей профессии подобное сходит с рук. Но что будет на родине, да и в других странах? Церковь — отнюдь не пустой звук, а уж она такие варианты никогда не приветствовала.
Не выдавать же девочек за моих родственниц! Не поверят, а и поверят — кто-нибудь докопается.
Мягко говоря, невесело. Хоть оставайся здесь до скончания века! Сколько до этого осталось?
— Девочки, а ведь скоро Новый год! — соображаю вдруг я.
Мысль заводит. Пышно отмечать начало очередного оборота планеты вокруг светила здесь особо не принято, однако мы-то не местные!
— Жалко, елки не будет, — вздыхает Юленька, когда мы начинаем смаковать программу предстоящего праздника.