— Не смеюсь, а улыбаюсь, — поправляет меня Юра. — Не над кем-то, от радости. Прогулка, хорошая погода, окончание приключений, перемена в судьбе. По-моему, поводов достаточно.
Да, перечисление вышло нехилое, хотя и неравнозначное.
— Ты же знаешь, я мордобои особо не люблю. Не дворянин, — добавляет Флейшман с подковыркой.
Не дворянин, — добавляет Флейшман с подковыркой.
И далось им мое дворянство!
— Завидуешь?
— Было бы чему! Теперь ты самый несвободный человек из всей нашей компании. Перед тобой только два пути. Или сутана, или шпага. В роли прелата я тебя не представляю. Так что придется тебе весь век воевать. Другими делами дворянину заниматься зазорно. А я могу заниматься всем, что в голову взбредет. Хочу — торговать буду, хочу — открою ресторацию или бюро каких-нибудь услуг, хочу — романы писать буду. Фантастические. И, как со страхом убедятся грядущие критики, со стопроцентной точностью прогноза. Хотя нет. На романы пока не проживешь. Грамотных людей раз-два и обчелся, — вздохнул Флейшман.
— А ты в стол пиши. В свободное от торговли и услуг время. Как истинный гений, — посоветовал я.
— Столы пока только обеденные. В них не попишешь, — отмахнулся Флейшман и переключился на другое: — Слушай, а давай ты скроешь свое дворянство, как я — национальность. Откроем торгово-промышленный дом «Кабаново Братство». Будем чем-то приторговывать, что-то изготовлять. Знаешь, сколько мелочей еще не изобретено? А что? У нас даже один рабочий есть для начала.
— И на него почти дюжина начальников, включая советника по политическим вопросам. Вполне по-нашему.
— Нет, ты не понял. Володя будет старшим рабочим. Простых мы везде наберем, — возражает Юра.
— А Кузьмину какой пост дашь? Корабля-то не будет.
Зря сказал. Корабли — наше больное место. Привыкли мы к ним за такой срок. Сроднились. Они ведь тоже живые существа со своим норовом, болезнями и причудами. Да и выручали нас не раз и не два.
Юра морщится, словно ему наступили на мозоль. Для него бригантина — нечто намного лучшее, чем оставшаяся в будущем яхта. Последняя, может, и совершеннее, но «Лань» роднее. Если уж мне, человеку сухопутному, жаль, то что испытывают моряки?
А Тортуга на меня большого впечатления не произвела. Или причиной тому явное запустение?
Григорий шлялся по острову с благоговением, искал следы славных охотников за золотыми галионами. И все это с таким усердием, что мне стало весело. Словно мы эти галионы не брали сами! В одной Картахене добыча была не хуже, чем у всевозможных Морганов, Олонье, Граммонов и так далее, начиная от самого Френсиса Дрейка.
Может, я ошибаюсь, но мы наверняка последние классические флибустьеры. После нас никто не будет захватывать города, брать с них выкупы, нападать на боевые корабли. Удел последующих — прятаться среди островов от сильных да брать на абордаж заведомо слабых.
И пусть никто из нас не войдет в легенды, зато после нас останется одна мелюзга. Очень часто жестокая, но ведь и кот расправляется с мышью безжалостно. Однако никто не зовет его из-за этого опасным хищником.
Кто остается? Разве что неведомый Ягуар. Малый талантливый, даром, что молодой. Даже жаль: попал, как мы, под занавес.
Я бродил по заброшенным улицам Бас-Тере, забрался на склон горы и уже оттуда долго смотрел на бухту.
Хорошее место! Такое не очень и возьмешь. Море просматривается далеко, внезапного налета не получится, а узкая горловина гавани предоставляет прекрасные условия для долгой обороны. И при том остров удобно лежит на путях золотых конвоев и дает укрытие не только от врага, но и от не менее грозных штормов. Не зря за остров, как говорят, шла война. Если бы испанцы были чуть мудрее и не убрали отсюда свой гарнизон, еще неизвестно, приняла бы флибустьерская эпопея такой размах, в конце концов сокрушивший могущество Испании в здешних водах.
Хотя перебралось же потом Береговое Братство на Ямайку! Или это было началом конца? Я-то застал уже агонию. Причем, по иронии судьбы, прежде чуть ускорил ее, отправив к праотцам целую пиратскую эскадру, а потом продлил, сам вволю позлодействовав в многострадальном Архипелаге.
Хватит! Побывав в пиратской шкуре, я что-то стал несколько иначе относиться к разбойникам морских дорог и прибрежных селений. Не ко всем, лишь к тем, кто был со мной на Ямайке, Барбадосе, в Картахене. Вместе раскачивались по волнам, попадали под огонь, жрали протухшую солонину…
Нет, с этим покончено! Переночуем, и завтра же обратно. Что-то нехорошо вдруг стало на душе. Такое предчувствие, словно судьба подстроила еще одну каверзу.
Неужели ей мало?
40
Ярцев. Прогулка
Валера действительно по характеру был домоседом. Да и что такое Тортуга? Всего лишь остров. Мало ли островов довелось повидать на своем веку бывшему штурману лайнера? Одним больше, одним меньше — никакой разницы!
Кроме Ярцева из всей честной компании в городе остались лишь Лудицкий и доктор. Даже Ардылов объявил, что непременно идет к Тортуге, мотивируя, что он свободный человек.
Петрович приобрел здесь некоторую практику, старательно пытался лечить больных и крыл весь белый свет самыми черными словами каждый раз, когда не находил нигде привычных лекарств. Иначе говоря, почти всегда. Больных было не то чтобы много, но работа эскулапу находилась всегда.