Вот так и переживай за предводителя!
Ну, и не свинья ли наш Кабан после этого?
Неприятности начались на следующий день. Солнце, красное, как глаза пьяницы после перепоя, едва показалось с утра, а потом небо затянули сплошные тучи, потемнело море, стали расти волны, и бывалые моряки объявили: грядет шторм.
Вот так и переживай за предводителя!
Ну, и не свинья ли наш Кабан после этого?
Неприятности начались на следующий день. Солнце, красное, как глаза пьяницы после перепоя, едва показалось с утра, а потом небо затянули сплошные тучи, потемнело море, стали расти волны, и бывалые моряки объявили: грядет шторм. И шторм пришел.
Да какой! Нас бросало с одного вала на другой, захлестывало водой, грозило опрокинуть, увлечь в пучину, а рев стоял такой, что сквозь него едва пробивался голос Жан-Жака:
— Тяните, парни! Тяните! Речь идет о ваших жизнях!
И парни тянули. Почти все паруса были убраны, но даже штормовые грозили переломить мачты. Убрать все — корабль станет беспомощной игрушкой волн. Приходилось кое-как лавировать, стараться не стать бортом под удары разбушевавшейся стихии, а для этого тянуть и тянуть без конца оставшийся в деле такелаж.
Даже Командор впрягся наравне со всеми в работу. Ни о каких вахтах не было и речи. Вся команда была наверху, кроме тех, кто лихорадочно откачивал воду в трюмах.
Корпус скрипел, грозил развалиться и держал каким-то чудом. Трусливенькое чувство нашептывало бросить фрегат, пересесть, пока не поздно, в шлюпки, да только в шлюпке было бы еще страшнее!
Лишь спустя сутки шторм стал стихать. В том смысле, что нас продолжало раскачивать, возносить, швырять, однако более терпимо, и стало возможным хотя бы маленькими группками передохнуть от непрерывного напряжения. Если возможно говорить об отдыхе в разыгравшемся аду.
На четвертый день волны превратились в обычное волнение.
Это был кайф!!!
Кухня все время бездействовала, наше питание составляли одни сухари, а тут еще мокрая насквозь одежда, тупая усталость…
И даже сейчас до отдыха было очень далеко. Требовалось заменить поломанные реи и порванный такелаж, отремонтировать поврежденный местами корпус, откачать набравшуюся воду…
Да мало ли что! Честное слово, я стал понимать Кабана с его утверждением, что под пулями и ядрами легче!
Хорошо хоть, что рация позволила относительно легко найти потерявшуюся в кутерьме бригантину. В предрассветной мгле следующего утра мы смогли воссоединиться с товарищами, и с этого момента Фортуна вновь повернулась к нам лицом.
Лицо капризной женщины предстало перед нами в виде паруса на горизонте. Спустя час парус превратился в тяжело нагруженный корабль. Спустя другой мы разобрали на мачте голландский флаг. К исходу третьего сумели подойти к купцу на пушечный выстрел.
— Сдавайтесь! Жизнь гарантирую! — прокричал Командор в рупор на английском.
Голландец был мужественен. Он попытался отстреливаться, надо сказать, без особого результата. «Вепрь» без хитроумных кабаньих изысков дал залп почти в упор картечью и пошел на абордаж.
Командор вновь самым первым перескочил на чужую палубу и пошел по ней невиданной смертоносной машиной. По-моему, одно его прохождение лишило голландцев последней воли к сопротивлению. Уцелевшие побросали оружие. Было их человек тридцать, и еще два десятка разлеглись в последний раз на палубе.
Капитан оказался в числе пленных. Это был крепкий широкоплечий мужчина примерно одних лет с Командором. Он старательно изображал хорошую мину при плохой игре, однако в его глазах временами сверкала злоба.
— Что ж вы? — укорил его Командор. — Я же предлагал сдаться. Столько людей бы уцелело!
Наверное, мой взгляд был красноречив, потому что Кабанов неожиданно перешел на русский:
— Если драться, то всерьез.
В противном случае нечего и начинать. Им так вообще сопротивляться не стоило. При таком перевесе.
— Забыл, как мы дрались против сэра Джейкоба? Безнадега была еще та! — напомнил я ему.
— Так это были мы! — перевернул в свою сторону Командор.
Как ни коротка была беседа, однако наиболее пронырливые из наших компаньонов успели осмотреть трюмы и радостно сообщили, что купец битком набит шелковыми тканями, всевозможными сельскохозяйственными орудиями и даже предметами роскоши.
— Придется гнать груз вместе с судном. У нас без него свободного места нет, — сделал вывод Командор.
— Как — с судном? — ужаснулся капитан.
— Потихоньку, — пояснил Кабанов. — Судно захвачено? Захвачено. Какие тут могут быть разговоры?
Капитан понурился и замолчал. Видно, понял, что разговоры бесполезны и корабля не вернуть. Самое время побеспокоиться о судьбе команды. Тут возможны самые разные варианты…
— А я? Что со мной? — Голландец вскинул голову и выжидательно посмотрел в глаза Командора.
Сергей чуточку скривился. На месте капитана он прежде всего побеспокоился бы о людях и затем — о себе.
— Где мы находимся? — спросил он меня.
Шторм пронес нас мимо Гаити, да и сейчас ветер был далеко не попутный.
— Миль на сто южнее Пуэрто-Рико, — ответил я.
— Тогда два варианта. Первый: вы следуете с нами на Санто-Доминго с соответствующими последствиями. Второй: мы делаем небольшой крюк и, не доходя до Пуэрто-Рико, высаживаем вас в шлюпки. Дальнейшее в ваших руках. Испанцы — ваши союзники. Должны помочь.