Он сел рядом с водителем и коротко кинул:
— Поехали.
Желто-черный автомобильчик азартно рванулся к летному полю.
Искомая яхта маялась в дальнем секторе космодрома, куда обычно сажали частников на маломерных звездолетах. Издалека она напоминала чечевичное зерно-переросток на толстых посадочных ногах. Скади сразу вспомнила известный шлягер какого-то русского маэстро — «Отдай мою посадочную ногу». Шлягер этот распевали по всем трем мирам Скарца уже лет пять и скорее всего будут продолжать распевать еще очень долго — маэстро блистал талантом не только в этой песне. Но имени его Скади все равно не помнила.
Вблизи стало очень заметно, что яхта торчит на стеклобетонном покрытии космодрома уже довольно давно. В местах, где ноги касались покрытия намело небольшие барханчики мусора. Из щелей охладителя торчали стебельки молоденькой травы — занесло ветром, они и проросли. Охладитель-то начинает работать только перед стартом… На верхней части корпуса виднелись свежие и давние птичьи метки. Хоть и гоняли птиц с космодрома, здесь, в тихом секторе они все равно резвились вовсю.
Автомобильчик замер перед сомкнутым шлюзом. Таможенники распахнули двери и синхронно ступили на стеклобетон. Скади и братья тоже с удовольствием выбрались наружу, на освежающий ветерок.
— Славная посудина, — оценил таможенник-рядовой. — Я такую с удовольствием поимел бы…
— А ты разбираешься в яхтах? — спросила Скади с легким интересом. Сама она разбиралась. И неплохо.
— Разбираюсь, — кивнул тот. — Немного.
— Немного. Это яхта класса «50», сравнительно новой постройки. Ей лет семьдесят максимум. Новье, можно сказать. И состояние, как я погляжу, пристойное. По-моему, ей нечасто в последнее время приходилось бывать в атмосфере. Глянь — даже опоры не окислились.
— Снимай ограничитель, — перебил его Луиджи. — И помолчи пока…
Рядовой скривил губы, но замолчал и послушно направился к шлюзу. Скади тем временем обошла яхту кругом и не нашла никаких следов былых повреждений, никаких признаков ремонта или регенерации. Яхта действительно была в превосходном состоянии. Увидеть бы ее до вынужденного четырехмесячного торчания под всеми ветрами и дождями курортного пояса Ромы… Сияла, поди. Как хромированные стойки в баре «Заядлый яхтсмен» — Скади по долгу службы периодически приходилось бывать в этом примечательном баре. Да и не по долгу — тоже.
Таможенники без излишних промедлений сняли наклейку-ограничитель и обнажили пульт управления шлюзом. Когда Скади подошла, рядовой как раз пытался открыть внешние створки.
— Запаролено, — безнадежно вздохнул он. — Ваш выход, кудесники…
Братья Пануччи послушно взялись чемоданчики. Насколько Скади знала, они еще ни разу не возились со шлюзами дольше пятнадцати минут.
— Луиджи, — Скади доверительно взяла сержанта за рукав. — Ты чего такой озабоченный? Я ведь вижу.
Каузио хрустнул пальцами на левой руке, потом на правой — еще один признак некоторой встревоженности.
— Мы проверили кредитку парня, которому принадлежал этот корабль, — сказал он с каким-то странным выражением — не то ожесточения, не до досады. — Во-первых, это вовсе не Бьярни Эрлингмарк, который привел «Карандаш» на Рому. Хозяином значится некто Войцех Шондраковский, вольный яхтсмен, пропавший без вести около двадцати лет назад.
— А кто выдавал визу этому Бьярни? — поинтересовалась Скади.
В принципе, если хозяин яхты погибал или исчезал без вести и не находилось законных претендентов на владение, яхта просто переходила в собственность того, кто первым на нее наткнется. Как правило. Но все равно, после этого непременно следовало пройти перерегистрацию и уладить ряд формальностей с документами.
— Визу ему выдал сержант Дзарини. Скользящую, на трое суток, — сообщил Луиджи с прежним выражением.
— Понятно, — Скади кивнула. — Знакомый номер. Ни досмотра не надо проводить, ни бюрократией заниматься. Надеялся, поди, что этот ловкач спустя три дня уберется с Ромы, и делу конец.
— Меня другое пугает, Скади, — тихо сказал Луиджи Каузио. — Первый хозяин этой яхты, Войцех Шондраковский, исчез двадцать лет назад — скорее всего, он мертв. Претендент — Бьярни Эрлингмарк — погиб четыре месяца назад, на третьи сутки своего пребывания на Роме. Я попытался отыскать его родственников — четыре с половиной месяца назад яхта «Ландграф», принадлежащая братьям Эрлингмаркам, Магнусу и Бьярни, перестала отдавать тики. А значит — с практически стопроцентной вероятностью погибла.
Скади, слушала, позабыв о том, что собиралась понаблюдать за работой братьев Пануччи. А Луиджи продолжал, все тем же ровным и негромким голосом:
— На счет Шондраковского незадолго до смерти перечислен миллион пангала.
— Сколько? — Скади решила, что ослышалась.
— Миллион.
— Миллион. У этого яхтсмена никогда раньше не было таких денег на счету.
Скади только головой покачала.
— За несколько дней до момента, когда тики с «Ландграфа» прекратились, на счет Бьярни Эрлингмарка также был перечислен миллион пангала; половина этой суммы в тот же день была снята и помещена на счет второго брата — Магнуса.
— И, разумеется, у этих ребят до того момента сроду не водилось таких деньжат, — скорее утвердительно, чем вопросительно изрекла Скади.