Кто из них тальде, кто трла и тайос, Вальдес представления не имел, — возможно, Занту об этом вообще не сообщила. Крутилась в голове смутная мысль, что в брачном союзе ее предков был еще один член, третий, однако не лишний, но имени он припомнить не мог — Баани?.. Боини?.. В общем, что-то в этом роде, а точность не важна, раз Баани-Боини не пожелал с ним свидеться. Или не пожелала? На земной лингве можно было сказать так и этак, а что до языка лоона эо, то в нем пол не уточнялся.
Пока Вальдес размышлял на эти занимательные темы, сиявшие молочным светом стенки яйца сначала помутнели, затем потемнели, и он очутился в пространстве среди звезд. Зрелище было привычным, но кроме узора созвездий и широкой ленты Млечного Пути перед ним сверкало солнце, примерно такое же, как видимое с земных заатмосферных спутников. Эта звезда казалась красноватой и более спокойной, чем светила Данвейта и Земли — видимо, имела возраст посолиднее, так что яростная круговерть протуберанцев, магнитные бури и потоки заряженных частиц остались в далекой буйной юности. Теперь ее свет был ровным, ласковым и приятным для глаз. Вальдес чувствовал на лице ее нежное тепло.
Потоки солнечных лучей омывали планету. Чудилось, что этот сфероид на удивление огромен и будто бы высечен из горного хрусталя — он так переливался и блестел, что Вальдесу пришлось сощуриться. Скорчившись в тесном кресле, он наблюдал, как неведомый мир неторопливо и торжественно плывет к нему, озаряя сиянием мрак космической пустоты. Вскоре поверхность хрустального шара стала распадаться на множество дуг, охватывающих некий, пока еще невидимый центр. Дуги, точнее — эллиптические орбиты, не были сплошными, а походили на ожерелья из сверкающих бусинок, не соприкасавшихся друг с другом, но словно связанных нитями мягкого, чуть мерцающего света. Их количество казалось Вальдесу огромным — не сотни, а скорее тысячи овальных оболочек, гигантских опалесцирующих жемчужин, вращавшихся в строгом и нерушимом порядке вокруг внутреннего мира. Он насчитал больше сорока орбит-колец, сбился, начал считать снова, но на стенах его камеры уже плыли другие картины.
Он находился в одном из колец, составленном из орбитальных поселений. Под ногами круглилась планета, зеленая, синяя и золотая; стоило взглянуть на нее пристальней, как поверхность тотчас приближалась, являя то плавные очертания невысоких гор, то лес или парк с кружевом тропинок, то морское побережье или широкую, неторопливо текущую реку. Этот мир, тихий и заботливо ухоженный, был полон следов, оставленных искусными руками: среди деревьев и трав высились изваяния, утесы вдруг превращались в жилища с резными арками входов и окон, над океаном парила беседка, точь-в-точь такая же, как в капсуле Занту, меж цветочных куртин сверкали фонтанные струи, на вершину горы тянулась канатная дорога, наверняка древняя, но работавшая как часы — он видел, как по натянутому тросу скользят прозрачные вагончики.
— Файо, — нарушил тишину гулкий голос Планировщика. — Один из центральных миров Розовой Зоны. Сейчас мы приблизимся к астроиду Анат.
Яркая жемчужина заслонила небосвод. Она росла и росла, превращаясь в огромный эллипсоид пятидесяти километров в длину или, возможно, еще более; космическое поселение с парками, виллами, дворцами и искусственным озером парило над планетой в череде других таких же городов. Вальдес как бы пронизал его оболочку, охватив единым взором уже знакомый, виденный не раз пейзаж: хрустальные башни с остроконечными шпилями, заросшие деревьями пологие холмы, темную скалистую гряду, и за ней, в дальней части астроида — мерцавшую солнечными бликами гладь водоема. Эта картина скользнула мгновенным видением, затем кресло повисло над площадью-ареной, в глубине которой кружили цветные фигуры, складываясь в изысканный узор. На сей раз танцоров здесь не было, и Вальдес убедился, что загадочная площадка очень похожа на Чертов Круг.
Он двинулся дальше — или его повлекли за собой изображения на стенах маленькой камеры. Он помнил, что эта дорога, вымощенная розовыми камнями, зовется аллеей Седьмой Луны и что в ее конце, за сгустком цветного тумана, напоминавшего рождение новой галактики, лежит аллея Света и Тени. Ее покрывали плитки белого кварца и черного обсидиана, а по обочинам стояли высокие деревья-свечи с сине-зеленой листвой, похожие на земные кипарисы. Там, где их шеренга прерывалась, мерцали нежными красками цветы, скользили длинные плети водорослей в небольшом пруду, и раковиной из розового перламутра поднимался дом. Кресло Вальдеса неторопливо проплыло по галерее, мимо пластины янтаря с застывшей внутри инопланетной бабочкой, мимо пагоды из кости и исчерченных письменами камней, мимо сосуда, в котором кружились огненные кольца, мимо плетенного из перьев ковра и других диковин. Холл с прозрачными сводами и парившим в воздухе миниатюрным Замком раскрылся перед ним; он успел заметить анфилады комнат, тянувшихся слева и справа, витые лесенки, балконы, проемы овальных окон, большие перистые листья, что колыхались у потолка, но его влекло дальше — дальше и вверх, к тем ярусам жилища, которые он еще не видел. Его кресло, покорное чьей-то воле, поднялось, пронизав перекрытия, и утвердилось в комнате с наклонным, изящно изогнутым потолком, розоватым и просвечивающим в солнечных лучах. Передней стены у этого помещения не было, оно открывалось в сад, и его ограждала только едва заметная пленка силового поля.