В ответ на эту реплику по комнате прокатился смешок, но Самад и бровью не повел.
— Итак, вот что я думаю. Этот самый праздник урожая не является христианским праздником. Где в Библии сказано: Ибо должно тебе взять из буфета твоих родителей еду и принести на школьный праздник, а мать твоя пусть испечет тебе хлеб в форме рыбы? Это же сущее язычество! Где, скажите, говорится: Отнеси пачку замороженных рыбных палочек престарелой карге из Уэмбли?
Миссис Оуэнз, не привыкшая к такому сарказму (учителя ограничивались колкостями вроде: «Мы что, в хлеву живем? У вас дома, наверное, такой же свинарник!»), нахмурилась.
— И все-таки, мистер Икбал, не стоит упускать из виду благотворительный аспект этого праздника. Приносить еду пожилым людям похвально, пусть даже это и не сказано в Писании. Библия также умалчивает о том, что на Рождество нужно ставить на стол индейку, однако мало кто на этом основании станет осуждать данный обычай. Честно говоря, мистер Икбал, о таких вещах чаще думают с точки зрения общества , а не религии.
— Бог — вот общество человека! — воскликнул Самад.
— Да, ммм… что ж, давайте проголосуем.
Миссис Оуэнз встревоженно оглядела комнату: не поднял ли кто руки.
— Кто еще так считает?
Самад сжал руку Алсаны. Жена пнула его в лодыжку. Он надавил на большой палец ее ноги. Она ущипнула его за бок. Он заломил назад ее мизинец, и она через силу подняла правую руку, ухитрившись при этом локтем левой ловко двинуть ему между ног.
— Спасибо, миссис Икбал, — произнесла миссис Оуэнз, а Джанин и Эллен одарили Алсану жалостливыми, печальными улыбками, припасенными специально для порабощенных женщин Востока.
— Спасибо, миссис Икбал, — произнесла миссис Оуэнз, а Джанин и Эллен одарили Алсану жалостливыми, печальными улыбками, припасенными специально для порабощенных женщин Востока.
— Кто за то, чтобы вычеркнуть праздник урожая из списка школьных мероприятий…
— На основании его языческих корней.
— На основании определенных языческих… коннотаций. Поднимите руки.
Миссис Оуэнз оглядела класс. Поднялась, зазвенев многочисленными браслетами, рука Поппи Берт-Джонс, той самой хорошенькой рыжеволосой учительницы музыки. Вызывающе вскинули руки Маркус и Джойс Чалфены, постаревшие хиппи в псевдо-индийских нарядах. Тогда Самад выразительно посмотрел на Клару и Арчи, застенчиво пристроившихся у стены напротив, и над толпой медленно поднялись еще две руки.
— Кто против?
Взвились остальные тридцать шесть рук.
— Заявление отклонено.
— Солярный Совет ведьм и гоблинов школы Манор пришел бы в восторг от такого решения, — сказал Самад, усаживаясь на место.
Когда после собрания Самад вышел из туалета с неудобными маленькими писсуарами, к нему в коридоре подскочила рыжеволосая учительница музыки Поппи Берт-Джонс.
— Мистер Икбал!
— Да?
Она протянула бледную веснушчатую руку с длинными пальцами.
— Меня зовут Поппи Берт-Джонс. Я веду у Маджида и Миллата пение и оркестр.
Вместо недействующей правой руки, которую она норовила пожать, Самад подставил ей здоровую левую.
— Ой, простите!
— Нечего страшного. Она не болит. Просто не двигается.
— Хорошо. То есть хорошо, что не болит.
Она обладала природным обаянием. Ей можно было дать лет двадцать восемь, от силы тридцать два. Стройная, хрупкая, с по-детски торчащими ребрами и висящей грудью с приподнятыми сосками, она стояла перед ним в белой блузке с вырезом, стареньких джинсах и серых теннисных туфлях. Буйные темнорыжие волосы забраны в небрежный хвост. Вся в веснушках. Стоит и улыбается Самаду милейшей, немного глуповатой улыбкой.
— Вы хотите поговорить о близнецах? Что-то случилось?
— Нет-нет… у них все хорошо. У Маджида не всегда получается, но он так хорошо учится, что, думаю, ему не до флейты, зато Миллат — отличный саксофонист. Нет, я просто хотела вам сказать, что вы там были правы. — Она ткнула большим пальцем в воздух за плечом. — На собрании. Мне этот праздник урожая тоже кажется нелепым. Хочешь помочь старым людям — голосуй за другое правительство, а не носи им коробки с едой. — Она снова улыбнулась и поправила выбившуюся прядь.
— Чрезвычайно обидно, что многие другие с нами не согласны, — сказал Самад, который от этой второй улыбки потеплел и ощутил легкое посасывание в своем безупречном пятидесятисемилетнем желудке. — Похоже, мы сегодня в меньшинстве.
— За вас стояли Чалфены — очаровательные люди, интеллектуалы. — Она понизила голос, словно речь шла о каком-то экзотическом заболевании. — Он ученый, а она специалист по садоводству, но совершенно не зазнаются. Мы с ними поговорили, они считают, что вам нужно дальше отстаивать свою точку зрения. Я подумала: а что, если летом нам это еще раз обсудить, а в сентябре выдвинуть ваш проект на повторное голосование? Ближе к делу все продумаем, может, напечатаем брошюры и еще что-нибудь сделаем. Потому что я, знаете ли, очень интересуюсь индийской культурой. А праздники, о которых вы говорили, намного… ярче и в плане музыки, и в плане оформления. Будоражат воображение! — сказала в самом деле взбудораженная Поппи Берт-Джонс. — Это было бы очень хорошо — в смысле, для детей.
Самад не сомневался в том, что эта женщина не может испытывать к нему ни малейшего физического интереса.
И все же он огляделся, нет ли поблизости Алсаны, все же нервно позвенел в кармане ключами от машины, все же ощутил, как от страха перед Богом сжалось сердце.
— На самом деле я не из Индии. — Самад произнес эту фразу, которую в Англии ему приходилось часто повторять, бесконечно дружелюбнее, чем обычно.