Шерьян сжал губы еще сильнее. Теперь они превратились в одну тонкую бескровную линию.
— Ну скажи хоть что-нибудь! — почти взмолилась я. Мир вокруг дрожал в зыбкой дымке полупревращения. Или это слезы застилали мне зрение?… — За что ты все это делал со мной? За что заставлял открыть круг мертвых, зная, что это наверняка убьет меня? За какие грехи морил голодом? Зачем неделями держал в полном одиночестве и мраке, пока я не начинала сомневаться, что еще жива? Почему приказал избить меня и бросил умирать в подвалах храма? Ты же видел, не мог не видеть, что на моих руках не было крови невинных. Тогда я была обычной девушкой, по сути — еще несмышленным ребенком, впервые познавшим горечь предательства любимого человека. Мне просто не повезло родиться метаморфом. Разве я заслужила все это? Разве это заслужил хоть кто-нибудь на моем месте?
Шерьян молчал. Он что-то с преувеличенным вниманием рассматривал у себя под ногами, будто я разговаривала с пустотой.
В дверь постучались. Звук донесся до меня с трудом, приглушенный блокирующим заклинанием.
— Что у вас там происходит? — словно издалека донесся встревоженный голос Рикки. — Отец!
— Тогда я поклялась убить тебя, — сухим будничным тоном проговорила я. — Поклялась, что если судьба когда-нибудь скрестит наши пути опять — выживет лишь один. Поклялась самым дорогим, что у меня было, есть и будет. Вы, храмовники, клянетесь честью, а мы, презренная нечисть, — когтями и клыками. Всем, что составляет нашу звериную сущность и позволяет нам познать вкус свободы и радость бытия. И почему-то мне кажется, что наша клятва стоит десятка ваших, поскольку вы зачастую и понятия не имеете, что означает слово «честь».
Дверь за спиной прогнулась от сокрушительного удара. Видимо, Рикки начал действовать решительно. Огненные чары вспыхнули всеми цветами радуги, осыпав нас водопадом холодных искр.
— Ты считаешь меня бесчестным человеком? — негромко спросил Шерьян, не обратив внимания на попытку Рикки к нам прорваться.
— А ты считаешь себя честным человеком? — Я презрительно фыркнула. — Наверное, велика была доблесть пытать меня. Кстати, ты женился почти сразу после моего бегства из храма. С Индигердой наверняка был знаком раньше. Мы так похожи — обе серые кошки, и обеим не повезло быть с тобой знакомыми. Разве это не двуличие: в застенках храма пытать одну, а вечерами признаваться в любви другой? Или на мне ты тренировался, чтобы было легче убить жену?
— Хватит!
Грозный окрик Шерьяна совпал с еще одним ударом в дверь. Взметнулась в воздух огненная метель, но чары выдержали и на этот раз.
— Хватит, — почти шепотом попросил Шерьян, словно постарев разом на десяток лет. — Прошу тебя, Тефна, не надо. Ты и представить не можешь, что тогда творилось в моей душе. И какой болью я заплатил за свои грехи.
— А ты попробуй представить, что я чувствую сейчас. — Я стояла в центре алого безумия. Языки пламени от почти сорванного заклинания лизали мне руки, но жара я не ощущала. Только боль, бесконечную боль, которая рвала сердце на части. И даже расплакаться сил не осталось. — Что мне делать, Шерьян? Как мне жить дальше с этим знанием? Как мне смотреть на тебя, если каждый взгляд переносит меня в застенки храма? И как — как, во имя всех богов! — мне исполнить свою клятву?
Шерьян устало сгорбился.
— Что мне делать, Шерьян? Как мне жить дальше с этим знанием? Как мне смотреть на тебя, если каждый взгляд переносит меня в застенки храма? И как — как, во имя всех богов! — мне исполнить свою клятву?
Шерьян устало сгорбился. С приглушенным стоном взялся за виски, словно страдая от непереносимой головной боли. И в тот же миг дверь, не выдержав очередного удара, с оглушительным грохотом разлетелась на тысячи щепок. Одна из них чирканула мне по щеке, расцарапывая ее в кровь, но я была даже рада этому. Никакая физическая боль не могла сравниться с тем, что творилось у меня внутри. Но это хотя бы позволило перевести дыхание.
— Тефна!
В комнату, к моему величайшему удивлению, влетел не Рикки, а Гворий. Взмахом руки усмирил бушующие вокруг остатки огненного колдовства и схватил меня за плечи.
— Тефна, с тобой все в порядке? — с неподдельным испугом выкрикнул он. Его глаза неожиданно потемнели от гнева, словно полуэльф увидел что-то страшное. Он, чуть касаясь, провел пальцами по моей пораненной щеке и развернулся к Шерьяну, небрежно отстранив меня за спину.
— Ты ударил ее?
Тихий голос Гвория был подобен битому стеклу. Казалось, будто он царапал кожу, обещая множество скорых проблем храмовнику.
— Он не бил меня, — слабо пискнула я в напряженную спину полуэльфа, стирая тыльной стороной ладони несколько капель крови с пустяковой ссадины. — Это щепка от двери в лицо отлетела.
Плечи полуэльфа слегка дрогнули, расслабляясь, но он все так же стоял напротив Шерьяна, будто готовый в любой момент кинуться в схватку со старинным приятелем. Рикки, вбежавший в комнату вслед за Гворием, смущенно мялся на пороге, явно не зная, что делать дальше. Наконец, решившись, он вздохнул и подошел к отцу, словно показывая сторону, которую займет в случае поединка.
— Твоя нынешняя забота о Тефне удивляет, — проговорил юноша, пользуясь тем, что Шерьян сохранял упрямое молчание. — Ты сам не так давно едва не ударил ее. Вспомни ту ночь, когда обвинил Тефну в краже бумаг.