Это была уже сама по себе важная находка: первый раз в наши руки попадали
органические остатки позвоночных, но когда вскоре после этого буровая
коронка, пройдя очередной пласт, вышла в пустоту, бурильщиков охватил
двойной восторг. Заложили динамит, и последовавший взрыв приоткрыл завесу
над подземной тайной: сквозь зияющее неровное отверстие — пять на пять
футов — жадным взорам людей предстала впадина в известняке, размытом более
пятидесяти миллионов лет назад медленно сочившимися грунтовыми водами этого
некогда тропического мира.
Пещерка была не глубже семи-восьми футов, зато разветвлялась во всех
направлениях и, судя по гулявшему в ней ветру, составляла лишь одно звено в
целой подземной системе, верх и низ которой были густо усеяны крупными
сталактитами и сталагмитами, некоторые — столбчатой структуры. Но что
важнее всего, тут были россыпи раковин и костей, кое-где они просто забивали
проходы. Это костное месиво, вынесенное потоком из неведомых зарослей
мезозойских древесных папоротников и грибов, лесов третичной системы с
веерными пальмами и примитивными цветковыми растениями, содержало в себе
останки такого множества представителей животного мира — мелового,
эоценового и прочих периодов, что даже величайшему палеонтологу
потребовалось бы больше года на опись и классификацию этого богатства.
Моллюски, ракообразные, рыбы, амфибии, рептилии, птицы и низшие
млекопитающие — крупные и мелкие, известные и неизвестные науке. Немудрено,
что Гедни бросился сломя голову к лагерю, после чего все, побросав работу,
помчались, несмотря на лютый мороз, туда, где буровая вышка указывала на
местонахождение только что найденной дверцы в тайны земного прошлого и
канувших в вечность тысячелетий.
Слегка утолив свое любопытство ученого, Лейк нацарапал в блокноте
короткую информацию о событиях и отправил молодого Мултона в лагерь с
просьбой послать сообщение в эфир. Так я впервые услышал об этом
удивительном открытии — о найденных раковинах, костях ганоидов и плакодерм,
останках лабиринтодонтов и текодонтов, черепных костях и позвонках
динозавра, кусках панциря броненосца, зубах и крыльях птеродактиля, останках
археоптерикса, зубах миоценских акул, костях первобытных птиц, а также
обнаруженных останках древнейших млекопитающих — палеотерий, кеифодонтов,
эогиппусов, ореодонтов и титанофонеусов. Останки позднейших видов, вроде
мастодонтов, слонов, верблюдов или быков, отсутствовали, и потому Лейк
определил возраст пласта и содержащихся в нем окаменелостей довольно точно
— не менее тридцати миллионов лет, причем самые последние отложения
приходились на олигоцен.
С другой стороны, преобладание следов древнейших организмов просто
поражало. Хотя известняковая формация по всем признакам, в том числе и
вкрапленным органическим останкам, относилась к команчскому периоду и никак
не к более раннему, в разбросанных по пещере костях узнавались останки
организмов, обычно относимых к значительно более древнему времени —
рудиментарных рыб, моллюсков и кораллов, распространенных в силурийском и
ордовикском периодах. Вывод напрашивался сам собой: в этой части Земли-
существовали организмы, жившие как триста, так и тридцать миллионов лет тому
назад. Продолжалось ли это мирное сосуществование на антарктических землях и
дальше — после того, как во времена олигоцена пещеру наглухо завалило? Это
оставалось загадкой. Во всяком случае, начало материковых оледенений в
период плейстоцена пятьсот тысяч лет назад — ничтожная цифра по сравнению с
возрастом этой пещеры: наверняка убило все ранние формы жизни, которые
каким-то чудом здесь удержались.
Лейк не успокоился, послав нам первую сводку, а тут же накатал еще одно
донесение и отправил его в лагерь, не дождавшись возвращения Мултона. Тот
так и остался сидеть в одном из самолетов у передатчика, диктуя мне — и
разумеется, радисту «Аркхема», который держал связь с внешним миром,— серию
посланий Лейка. Те из читателей, кто следил за газетными публикациями,
несомненно, помнят, какой ажиотаж вызвали они в научном мире. Именно они
побудили снарядить экспедицию Старкуэтера-Мура, которая вот-вот отправится в
путь, если мне не удастся отговорить ее энтузиастов от безумного плана.
Приведу эти послания дословно, как записал их наш радист Мактай,— так будет
вернее.
«Во время бурения Фаулер обнаружил необычайно ценные свидетельства в
песчаных и известняковых пластах — отчетливые треугольные отпечатки,
подобные тем, что мы видели в архейском сланце. Значит, этот вид
просуществовал шестьсот миллионов лет — вплоть до команчского периода, не
претерпев значительных морфологических изменений и лишь слегка уменьшившись
в объеме. Команчские отпечатки сохранились хуже древних. Прессе следует
подчеркнуть исключительную важность открытия. Для биологии оно не менее
ценно, чем для физики и математики — теории Эйнштейна. И полностью
подкрепляет выводы, к которым я пришел за годы работы».
«Открытие доказывает, как я и подозревал, что на Земле сменилось
несколько циклов органической жизни, помимо того, известного всем, что
начался с археозойской клетки. Еще тысячу миллионов лет назад юная планета,
считавшаяся непригодной для любых форм жизни и даже для обычной протоплазмы,
была уже обитаема. Встает вопрос: когда и каким образом началась эволюция».
«Некоторое время спустя. Разглядывая оклоскелетные кости крупных
наземных и морских ящеров и древних млекопитающих, нашел отдельные следы
увечий, которые не могло нанести ни одно из известных науке хищных или
плотоядных животных.