На поздних барельефах растительность выглядит более скудной, да и сама
жизнь горожан далеко не бьет ключом. В домах появляются нагревательные
приборы, путники зимой кутаются в теплую одежду. Картуши, которые все чаще
разбивают каменную ленту поздних барельефов, вторгаясь со своей темой,
отобразили отдельные элементы непрерывной миграции — часть жителей укрылась
на дне моря, найдя прибежище в подводных поселениях у далеких берегов,
другие опустились под землю и, проскитавшись по запутанным известняковым
лабиринтам, вышли к пещерам на краю темных бездонных вод.
Так сложилось, что большинство обитателей города предпочли уйти под
землю. До какой-то степени это объяснялось тем, что место здесь почиталось
священным, но главным было, конечно же, то, что в этом случае оставалась
возможность пользоваться храмами, возведенными на изрезанных подземными
галереями хребтах, а также бывать в самом городе, оставленном в качестве
летней резиденции и координационного пункта между отдельными поселениями.
Провели кое-какие земляные работы, улучшили уже существующие подземные пути,
а также проложили новые, напрямик соединившие древнюю столицу с темной
пучиной. Тщательно все просчитав, мы нанесли входы в эти новые, прямые как
стрела туннели на путеводитель, который понемногу рождался под нашими
руками. По меньшей мере два туннеля начинались неподалеку от нас, ближе к
хребтам — один всего в четверти мили, в направлении древнего русла реки, а
другой — примерно вдвое дальше, в прямо противоположном направлении.
Новый город Старцы выстроили не на пологих берегах подземного моря, а
на его дне — температура там была равномерно теплой. Огромная глубина этого
тайного моря давала гарантию, что внутренний жар земли позволит новым
поселенцам жить там сколько потребуется. Те же без труда приспособились
проводить под водой большую часть времени, а позднее и вовсе перестали
выходить на берег — они ведь никогда не позволяли жабрам окончательно
отмереть. На отдельных барельефах мы видели картины посещения Старцами
живущих под водой родственников, а также их продолжительных купаний на дне
глубокой реки. Не смущала их и вечная’ тьма земных недр — сказалась
привычка к долгим арктическим ночам.
Когда древние скульпторы рассказывали на своих барельефах о том, как на
дне подземного моря закладывали новый город, их декадентская, упадническая
манера преображалась, и в ней появлялись характерные эпические черты.
Подойдя к проблеме научно, Старцы наладили в горных недрах добычу особо
прочных камней и пригласили из ближайшего подводного селения опытных
строителей, чтобы использовать в работе новейшие технологии. Специалисты
захватили с собой все необходимое для успешной деятельности, а именно:
клеточную массу для производства шогготов- чернорабочих, способных поднимать
и перетаскивать камни; и протоплазму, с легкостью превращавшуюся в
фосфоресцирующие организмы, освещавшие темноту.
И вот на дне мрачного моря вырос громадный город, архитектурой
напоминавший прежнюю столицу, а мастерством исполнения даже превзошедший,
ибо везде строительству предшествовал точный математический расчет. Новые
шогготы достигли здесь исполинских размеров и значительного интеллекта,
понимая и исполняя приказы с удивительной быстротой. Со Старцами они
изъяснялись, подражая их голосам, мелодичными, трубными звуками, слышными,
если правильно предположил бедняга Лейк, на большом расстоянии, теперь
шогготы подчинялись не гипнотическому внушению, а простым командам и были
идеально послушны, Фосфоресцирующие организмы полностью обеспечивали Старцев
светом, компенсируя этим утрату полярных сияний — непременных спутников
антарктических ночей.
Изобразительные искусства продолжали существовать, хотя упадок был
очевиден. Старцы, по-видимому, и сами это понимали, потому что во многих
случаях предвосхитили политику Константина Великого и перенесли в подводный
город несколько глыб с великолепными образцами древней резьбы, подобно тому,
как вышеозначенный император в такое же гиблое для искусств время ограбил
Грецию и Азию, вывезя оттуда лучшие произведения искусства, чтобы сделать
свою новую столицу Византию еще более прекрасной. То, что Старцы не забрали
из бывшей столицы все барельефы, объяснялось несомненно тем, что первое
время город на суше не был еще полностью заброшен. Когда же он полностью
обезлюдел — а это случилось еще до прихода на полюс самых жестоких холодов
плейстоцена,— Старцев уже, видимо, вполне устраивало современное искусство,
и они перестали замечать особое совершенство работы древних резчиков и
ваятелей. Во всяком случае, вековечные руины вокруг нас во многом сохранили
свои первоначальные красоты, хотя все, что было легко вывезти, особенно
отдельно стоявшие прекрасные скульптуры, обрело новое пристанище на дне
подземного моря.
Эта история, рассказанная на панелях и картушах,— последнее
свидетельство об ушедшей эпохе, обнаруженное нами на ограниченной территории
наших поисков. Выходило, что Старцы некоторое время жили как бы двойной
жизнью, проводя зиму на дне подземного моря, а летом возвращаясь в свою
бывшую столицу. Завязалась активная торговля с другими городами в
относительном отдалении от антарктического побережья. К этому времени стала
абсолютно ясна обреченность земного города, и резчики сумели показать на
своих барельефах многочисленные признаки вторжения холода. Растительность
гибла, и даже в разгар лета грозные приметы зимы полностью не исчезали.
Пресмыкающиеся вымерли почти полностью, млекопитающие разделили их участь.
Чтобы продолжать работу на суше, можно было приспособить к земным условиям
жизни удивительно хорошо переносящих холод бесформенных шогготов, но
этого-то Старцы совсем не хотели.