Все, что мы
смогли отыскать — книги, приборы и прочее снаряжение,— тоже загрузили в
самолет. Запасные палатки и меховые вещи либо пропали, либо находились в
негодном состоянии.
Около четырех часов дня, совершив облет местности на небольшой высоте в
надежде отыскать Гедни и убедившись, что он бесследно исчез, мы послали на
«Аркхем» осторожное, обдуманное сообщение. Полагаю, благодаря нашим
стараниям оно получилось спокойным и достаточно обтекаемым, поскольку все
сошло как нельзя лучше. Подробнее всего мы рассказали о волнениях наших
собак при приближении к загадочным находкам, что и следовало ожидать после
донесений бедняги Лейка. Однако, помнится, не упомянули, что они приходили в
такое же возбуждение, обнюхивая странные зеленоватые камни и некоторые
другие предметы среди всеобщего развала в лагере и на месте бурения:
приборы, самолеты, машины были разворочены, отдельные детали сорваны
яростным ветром — казалось, и ему не чуждо было любопытство.
О четырнадцати неведомых тварях мы высказались очень туманно. И это
простительно. Сообщили, что на месте оказались только поврежденные
экземпляры, но и их хватило, чтобы признать описание бедняги Лейка абсолютно
точным. Было нелегко скрывать. Наши истинные эмоции поэтому поводу, а также
не называть точных цифр и не упоминать, где мы обнаружили вышеназванные
экземпляры. Между собой мы уже договорились ни словом не намекать на
охватившее, по-видимому, группу Лейка безумие. А чем еще, как не безумием,
можно было объяснить захоронение шести поврежденных тварей — в стоячем
положении, в снегу, под пятиугольными ледяными плитами с нанесенными на них
точечными узорами, точь-в-точь повторяющими узоры на удивительных
зеленоватых мыльных камнях, извлеченных из мезозойских или третичных
пластов. А восемь цельных экземпляров, о которых упоминал Лейк, сгинули
бесследно.
Мы с Денфортом постарались также не будоражить общественное мнение,
сказав лишь несколько общих слов о жутком полете над горами, которое
предприняли на следующее утро. С самого начала было ясно, что одолеть эти
высоченные горы сможет только почти пустой самолет, поэтому на разведку
полетели лишь мы двое, что спасло других от немыслимых испытаний. Когда мы в
час ночи вернулись на базу, Денфорт был на грани истерики, но кое-как держал
себя в руках. Я легко убедил его никому не показывать наши записи и рисунки,
а также прочие вещи, которые мы попрятали в карманы, и повторять всем только
то, что мы: решили сделать достоянием общественности. И еще — подальше
упрятать пленки и проявить их позже, в полном уединении. Так что мой рассказ
явится неожиданностью не только для мировой общественности, но и для бывших
тогда вместе с нами участников экспедиции — Пэбоди, Мактая, Роупса, Шермана
и других. Денфорт оказался еще большим молчуном, чем я: он видел или думает,
что видел, нечто такое, о чем не говорит даже мне.
Денфорт оказался еще большим молчуном, чем я: он видел или думает,
что видел, нечто такое, о чем не говорит даже мне.
Как известно, в своем отчете мы упоминали о трудном взлете; затем
подтвердили предположение
Лейка, что высочайшие вершины состоят из сланцевых и прочих древних
пород и окончательно сформировались к середине команчского периода; еще раз
упомянули о прилепившихся к склонам кубических фигурах необычно правильной
формы, напоминающих крепостные стены; сообщили, что, судя по виду расщелин,
здесь имеются и вкрапления известняка; предположили, что некоторые склоны и
перешейки вполне преодолимы для альпинистов, если штурмовать их в подходящий
сезон, и наконец объявили, что по другую сторону загадочных гор раскинулось
поистине безграничное плато столь же древнего происхождения, как и сами
горы,— высотой около двадцати тысяч футов над уровнем моря, с поверхностью,
изрезанной скальными образованиями, проступающими под ледяной коркой,— оно
плавно повышается, подходя к вертикально взмывающей, высочайшей в мире
горной цепи.
Эта информация в точности соответствовала действительности и вполне
удовлетворила всех на базе. Наше шестнадцатичасовое отсутствие — гораздо
большее, чем того требовали полет, посадка, беглая разведка и сбор
геологических образцов,— мы объяснили изрядно потрепавшим нас встречным
ветром, честно признавшись, что совершили вынужденную посадку на дальнем
плато. К счастью, рассказ наш выглядел вполне правдиво и достаточно
прозаично: никому не пришло в голову последовать нашему примеру и совершить
еще один разведывательный полет. Впрочем, всякий, кто надумал бы полететь,
встретился бы с решительным сопротивлением с моей стороны, не говоря уж о
Денфорте. Пока мы отсутствовали, Пэбоди, Шерман, Роупс, Мактай и Уильямсон
работали как каторжные, восстанавливая два лучших самолета Лейка, система
управления которых была повреждена каким-то непостижимым образом.
Мы решили загрузить самолеты уже на следующее утро и немедленно
вылететь на нашу прежнюю базу. Конечно, это был основательный крюк на пути к
заливу Мак-Мердо, но прямой перелет через неведомые просторы мертвого
континента мог быть чреват новыми неожиданностями. Продолжение исследований
не представлялось возможным из-за трагической гибели наших товарищей и
поломки буровой установки. Испытанный ужас и неразрешимые сомнения, которыми
мы не делились с внешним миром, заставили нас покинуть этот унылый край,
где, казалось, навеки воцарилось безумие.
Как известно, наше возвращение на родину прошло благополучно. Уже к
вечеру следующего дня, а именно 27 января, мы, совершив быстрый
беспосадочный перелет, оказались на базе, а 28-го переправились в лагерь у
залива Мак-Мердо, сделав только одну кратковременную остановку из-за
бешеного ветра, несколько сбившего нас с курса. А’ еще через пять дней
«Аркхем» и «Мискатоник» с людьми и оборудованием на борту, разламывая
ледяную корку, вышли в море Росса, оставив с западной стороны Землю Виктории
и насмешливо ощерившиеся нам вослед громады гор на фоне темного грозового
неба.