Какой интеллект, какое
упорство! Они не потеряли головы при встрече с неведомым, сохранив
спокойствие духа, как и подобает потомкам тех, кто изображен на барельефах!
Кого бы они ни напоминали внешним обликом — морских звезд или каких-то
наземных растений, мифических чудищ или инопланетян, по сути своей они были
людьми!
Они перевалили через заснеженные хребты, на склонах которых ранее
стояли храмы, где они возносили хвалу своим богам; там же они прогуливались
когда-то в зарослях древесных папоротников. Город, в который они так
стремились, спал, объятый вечным сном, но они сумели, как и мы, прочитать на
древних барельефах историю его последних дней. Ожившие Старцы пытались
разыскать своих соплеменников здесь, в этих легендарных темных недрах, и что
же они нашли? Примерно такие мысли рождались у нас с Денфортом при виде
обезглавленных и выпачканных мерзкой слизью трупов. Затем мы перевели взгляд
на резьбу, вызывавшую отвращение своей вульгарностью, над которой жирно
поблескивала только что нанесенная гнусной слизью надпись из точек. Теперь
мы поняли, кто продолжал жить, победив Старцев, в подводном городе на дне
темной бездны, по краям которой устроили свои гнездовья пингвины. Ничего
здесь не изменилось. Должно быть, и теперь над пучиной все так же дымятся
клубы ара.
Шок от ужасного зрелища обезглавленных, перепачканных гнусной слизью
тел был так велик, что мы застыли на месте, не в силах вымолвить ни слова, и
только значительно позже, делясь своими переживаниями, узнали о полном
сходстве наших мыслей. Казалось, прошли годы, на самом же деле мы стояли
так, окаменевшие, не более десяти — пятнадцати секунд. И тут в воздухе
навстречу нам поплыли легкие струйки пара, как бы от дыхания приближающегося
к нам, но еще невидимого существа, а потом послышались звуки, которые,
разрушив ары, открыли нам глаза, и мы опрометью бросились наутек мимо
испуганно гогочущих пингвинов. Мы бежали тем же путем, топча брошенную нами
бумагу, по извивавшимся под ледяной толщей сводчатым коридорам — назад,
скорее в город! Выбежав на дно гигантского цилиндра, мы заторопились к
древнему пандусу; оцепенело, автоматически стали карабкаться вверх —
наружу, к спасительному солнечному свету! Только бы уйти от опасности!
Мы считали, в соответствии с гипотезой Лейка, что трубные звуки издают
те, которые сейчас, в большинстве своем, были уже мертвы. Значит, кто-то
уцелел! Денфорт позже признался, что именно такие звуки, только более
приглушенные, он слышал при нашем вступлении в город, когда мы осторожно
передвигались по ледяной толще. Они удивительно напоминали завывания,
доносившиеся из горных пещер. Не хотелось бы показаться наивным, но все же
прибавлю еще кое-что, тем более что Денфорту, по странному совпадению,
пришла в голову та же мысль. Этому, конечно, способствовал одинаковый круг
чтения; Денфорт к тому же намекнул, что, по его сведениям, По, работая сто
лет назад над «Артуром Гордоном Пимом», пользовался неизвестными даже ученым
тайными источниками.
Этому, конечно, способствовал одинаковый круг
чтения; Денфорт к тому же намекнул, что, по его сведениям, По, работая сто
лет назад над «Артуром Гордоном Пимом», пользовался неизвестными даже ученым
тайными источниками. Как все, наверное, помнят, в этой фантастической
истории некая огромная мертвенно-белая птица, живущая в самом сердце
зловещего антарктического материка, постоянно выкрикивает некое никому
неведомое слово, полное рокового скрытого смысла: «Текели-ли! Текели-ли!»
Уверяю вас, именно его мы расслышали в коварно прозвучавших за клубами
белого пара громких трубных звуках. Они еще не отзвучали, а мы уже со всех
ног неслись прочь, хотя знали, как быстро перемещаются Старцы пространстве:
выжившему участнику этой немыслимой бойни, тому, кто издал этот
непередаваемый трубный клич, не стоило большого труда догнать нас — хватило
бы минуты. Мы смутно надеялись, что нас может спасти отсутствие агрессии и
открытое проявление нами добрых намерений — в преследователе могла
проснуться любознательность. В конце концов, зачем причинять нам вред, если
ему ничто не угрожает? Пробегая по галерее, где невозможно было укрыться, мы
на секунду замедлили бег и, нацелив назад лучи фонариков, заметили, что
облако пара рассеивается. Неужели мы наконец увидим живого и невредимого
жителя древнего города? И тут снова прозвучало: «Текели-ли! Текели-ли!»
Преследователь отставал; может, он ранен? Но мы не решались рисковать:
ведь он, услышав крик Денфорта, не убегал от врагов, а устремился вперед.
Времени ‘на размышления не было, оставалось только гадать, где сейчас
пребывали убийцы его соплеменников, эти непостижимые для нас кошмарные
создания, горы зловонной, изрыгающей слизь протоплазмы, покорившие подводный
мир и направившие посланцев на сушу, где те, ползая по галереям, испоганили
барельефы Старцев. Скажу откровенно, нам было жаль оставлять этого
последнего и, возможно, раненого жителя города на почти верную смерть.
Слава Богу, мы не замедлили бег. Пар вновь сгустился, мы летели вперед
со всех ног, а позади, хлопая крыльями, испуганно кричали пингвины, Это было
само по себе странно, если вспомнить, как вяло реагировали они на наше
присутствие. Вновь послышался громкий трубный клич: «Текели-ли! Текели-ли!»
Значит, мы ошибались. Звездоголовый не был ранен, он просто задержался у
трупов своих товарищей, над которыми поблескивала на стене надпись из
гнусной слизи. Неизвестно, что означала дьявольская надпись, но она могла
оскорбить звездоголового: похороны в лагере Лейка говорили о том, что Старцы
безмерно чтут своих усопших. Включенные на полную мощь фонарики высветили
впереди ту, уже известную нам большую пещеру, где сходилось множество
подземных ходов. Мы облегченно вздохнули, вырвавшись наконец из плена
загаженных шогготами стен: даже не разглядывая мерзкую резьбу, мы ощущали ее
всем своим естеством.