Мне они были просто отвратительны: ведь вид этого ужасного
города-колосса, поднявшегося из темной пучины глубокой древности, и меня
наталкивал на определенные выводы. У Денфорта не на шутку разыгралось
воображение: он настаивал, что там, где засыпанный обломками проулок делает
крутой поворот, видел удручившие его непонятные следы; он постоянно
оглядывался, уверяя, что слышит еле различимую, неведомо откуда доносящуюся
музыку — приглушенные трубные звуки, напоминающие завывание ветра, Наводили
на тревожные мысли и навязчивое пятиконечие в архитектуре, и рисунок
нескольких сохранившихся орнаментов; в нашем подсознании уже поселилась
ужасная догадка, кем были первобытные создания, которые воздвигли этот
богохульственный город и жили в нем.
В нас, однако, не совсем угас интерес первооткрывателей и ученых, и мы
продолжали механически отбивать кусочки камней от разных глыб — пород,
применявшихся в строительстве. Хотелось набрать их побольше, чтобы точнее
определить возраст города. Громадные внешние стены были сложены из юрских и
команчских камней,- да и во всем городе не нашлось бы камешка моложе
плиоцена. Несомненно, мы блуждали по городу, который был мертв по крайней
мере пятьсот тысяч лет, а может, и больше.
Кружа по этому сумрачному каменному лабиринту, мы останавливались у
каждого доступного нам отверстия, чтобы заглянуть внутрь и прикинуть, нельзя
ли туда забраться. До некоторых окошек было невозможно дотянуться, в то
время как другие открывали нашему взору вросшие в лед руины под открытым
небом, вроде повстречавшейся нам первой крепости. Одно, достаточно
просторное, так и манило воспользоваться им, но под ним разверзалась
настоящая бездна, а никакого спуска мы не разглядели. Несколько раз нам
попадались уцелевшие ставни; дерево, из которого их изготовили, давно
окаменело, но строение его, отдельные прожилки еще различались, и эта
ожившая перед нами древность кружила голову. Ставни вырезали из мезозойских
голосеменных хвойных деревьев, а также из веерных пальм и покрытосеменных
деревьев третичного периода. И здесь — ничего моложе плиоцена. Судя по
расположению ставен, по краям которых сохранились метки от давно распавшихся
петель странной формы, они крепились не только снаружи, но и внутри. Их,
казалось, заклинило, и это помогло им сохраниться, пережив изъеденные
ржавчиной металлические крепления и запоры..
Наконец мы напали на целый ряд окон — в венчавшем ‘здание громадном
пятиугольнике; сквозь них просматривалась просторная, хорошо сохранившаяся
комната с каменным полом, однако спуститься туда без веревки не
представлялось возможным. Веревка лежала у нас в рюкзаке, но не хотелось
возиться без крайней необходимости с двадцатифутовой связкой, особенно в
такой разряженной атмосфере, где сердечно-сосудистая система испытывала
большие перегрузки.
Веревка лежала у нас в рюкзаке, но не хотелось
возиться без крайней необходимости с двадцатифутовой связкой, особенно в
такой разряженной атмосфере, где сердечно-сосудистая система испытывала
большие перегрузки. Огромная комната была, скорее всего, главным вестибюлем
или залом, и наши электрические фонарики высветили четкие барельефы с
поражавшими воображение резными портретами, идущими широкой полосой по
стенам зала и отделенными друг от друга традиционным точечным орнаментом.
Постаравшись получше запомнить это место, мы решили вернуться сюда в том
случае, если не найдем ничего более доступного.
В результате мы отыскали проем в стене с арочным перекрытием, шириной
шесть и длиной десять футов — прежде сюда подходил воздушный мостик,
соединявший между собой здания. Не знаю, как раньше, но теперь бы он
располагался всего в пяти футах над ледяным покровом. Эти сводчатые проходы
соответствовали верхним этажам; сохранился здесь, к счастью, и пол. Фасадом
это доступное для нас строение было обращено на запад, спускаясь ко . льду
террасами. Напротив него, там, где зиял другой арочный проем, возвышалась
обшарпанная глухая постройка цилиндрической формы с венчающим ее округлым
утолщением — футах в десяти над единственным отверстием.
Гора обломков облегчила нам вход в первый дом, но хотя мы ждали такого
удобного случая и мечтали о нем, на какое-то время нас охватило сомнение. Мы
не побоялись влиться в эту стародавнюю мистерию, это правда, но тут нам
предстояло вновь собраться с духом и войти в уцелевшее здание баснословно
древней эпохи, природа которой постепенно открывалась нам во всей своей
чудовищной неповторимости. В конце концов мы почти заставили себя
вскарабкаться по обледенелым камням к провалу в стене и спрыгнуть на
выложенный сланцами пол — туда, где, как мы еще раньше разглядели,
находился вестибюль с барельефными портретами по стенам.
Отсюда во все стороны расходились арочные коридоры, и, понимая, как
легко заблудиться в этом сплетении коридоров и комнат, мы решили, что пора
рвать бумагу. До сих пор мы ориентировались по компасу, а то и просто на
глазок — по видимым отовсюду хребтам, лишь ненадолго заслоняемым шпилями
башен, но теперь это было невозможно. Мы порвали всю лишнюю бумагу и
запихнули клочки в рюкзак Денфорта, порешив тратить ее по возможности
экономнее. Этот способ казался подходящим: в старинном сооружении не было
сквозняков. А в случае, если ветер вдруг все же разгуляется или кончится
бумага, мы сможем прибегнуть к более надежному, хотя и требующему больших
усилий способу — начнем делать зарубки.
Трудно было понять, как далеко простирается этот лабиринт. Строения в
городе так тесно соприкасались друг с другом, что можно было незаметно
переходить из одного в другое по мостикам прямо подо льдом, если, конечно,
не натолкнешься на последствия геологических катаклизмов.