Уловок, однако, в запасе никаких не было. Так что «Дрозды» почти беспрепятственно загнали Блудницу в вертикальную штольню, как будто специально выдолбленную, чтоб удерживать болид: между фюзеляжем и стенками практически не осталось зазоров.
Выход чем?то привалили…
Создали все условия, чтобы поддаться панике.
Ну а хрена ли? Тир фон Рауб, конечно, боится только огня и смерти, но это не значит, что ему не страшно оказаться запертым в замкнутом пространстве. Еще и не имея возможности пошевелиться. То есть сам?то он двигаться мог, но ни выбраться из машины, ни вывести машину из штольни возможности не было. А это все равно что неподвижность.
Будь Тир один, он бы, может, и правда запаниковал. Но их было двое, в первую очередь нужно было беспокоиться о Блуднице, а с Блудницей ничего страшного пока не произошло, и шонээ пусть нестабильно, но работал. То ли толща камня, то ли сеть — что?то создавало помехи, но недостаточные, чтоб помешать связаться и запросить помощи. Вот только… с кем связываться?то? Свои все спят и правильно делают. Ночью надо спать. А чужие, в смысле, кто?нибудь из дежурных диспетчеров на ближайшем вальденском летном поле — не те люди, у которых старогвардеец может просить помощи в подобной ситуации. Потому что ситуация идиотская.
Предрассудки и условности, требующие отстаивать старогвардейскую честь даже вопреки здравому смыслу, — это тоже идиотизм, но…
Черт! И почему так часто приходится выбирать между двумя глупостями?
— Что, — сказал шонээ голосом Казимира, — попался, Суслик? А говорил, что в небе с тобой ничего не может случиться.
— Со мной ничего пока и не случилось.
— Правда?
— Думаю, да. Хотя, конечно, жаль тебя разочаровывать.
— Мне всего?то и надо, чтоб ты почувствовал, каково это — когда тебя бьют с той стороны, откуда не ждешь.
— А как ты узнаешь, что я это почувствовал?
— А никак.
Тиру показалось, что Казимир поудобней устроился в несуществующем кресле и закинул ногу на ногу.
— Никак, — услышал он снова. — Но ты можешь попросить, и я тебя выпущу.
Всего?то?!
Но конечно же делать этого было нельзя. В самом тоне Казимира отчетливо слышалось, что делать этого нельзя. Бывают ситуации, когда просьба — о чем угодно — может иметь множество разнообразных подтекстов. И самые разные последствия. За Казимиром сейчас его «Драконы», а за Тиром — Старая Гвардия, и просьба будет не просто просьбой и повлечет за собой слишком много последствий.
Нет, все?таки глупость в этом мире процветает. Глупость, наверное, процветает во всех мирах, заселенных людьми.
— Не могу, — сказал Тир.
— А говорил, что выше предрассудков, — немедленно отозвался Казимир.
— Ошибался.
— Врал. Как обычно. У тебя аккумуляторы садятся.
— Я заметил.
— Знаешь почему?
— Конечно, знаю. Ты активировал вплетенное в сеть заклинание. Может, я успею с ним разобраться прежде, чем аккумулятор сдохнет.
— Может быть. И что тогда?
— Выберусь отсюда, раздам вам всем звиздюлей.
Казимир улыбнулся. Тир не видел этого, но откуда?то знал, что Казимир улыбнулся. И это была не очень приятная улыбка. Нет, ну надо же, до чего может довести уязвленное самолюбие!
Ладно. Не только самолюбие. И не столько. Еще планомерные издевательства — то, что Казимир считал издевательствами. И убийство жены и сына. И предательство…
Привлекательность обязывает. Дело не в ответственности за тех, кого приручил. Слово «ответственность» незнакомо демону, чья суть — эгоизм, чья жизнь — убийства. Дело в собственных безопасности и комфорте. Прирученные чувствуют свою исключительность, ценят внимание, из кожи вон лезут, чтоб удовлетворять твои желания, но тем болезненней для них любые нарушения установившегося порядка. Они служат тебе, но, черт их возьми, ты тоже служишь им.
Они служат тебе, но, черт их возьми, ты тоже служишь им. Играешь по правилам…
Казимир терпеть этого не мог, этой манеры играть по правилам.
В правилах есть важный пункт: тех, кого приручил, нужно убивать.
Когда?нибудь. Рано или поздно.
Этот пункт был внесен туда, потому что прирученные неизбежно становятся обузой. Ты служишь им, а это не всегда удобно. А оказывается, они могут стать еще и опасны. Они так трудно, с такой болью и обидой переживают потерю избранности, что теряют головы и готовы на самые… хм, неожиданные поступки.
Вот он, финальный аккорд Казимировых эмоций: ощущение беспомощности и обиды, сменившееся иллюзией всемогущества. Ну и коктейль.
Ага. И что с этим делать?
Тир пытался понять, как работает заклинание в сети, опутавшей его машину, одновременно он слегка раскачивал Блудницу, толкал ее вверх и вниз настолько, насколько позволяла сеть и размеры штольни. Жалкие несколько сантиметров, но и этого достаточно, чтобы постепенно — не скоро, да — расшатать, разрушить, сдвинуть с места, хоть что?нибудь сделать с камнем, преграждающим выход.
Если только аккумулятор не сядет раньше.
Он помнил — так и не собрался снова забыть, а надо было! — как пытался когда?то, много лет назад, выбраться из темноты, по миллиметру отодвигая, расшатывая заклиненную дверь. Тогда он пытался убежать от смерти. Сейчас смерть ему не грозила.
Но страх все равно мешал дышать.