Это было глупо. Катрин и сама знала, что это глупо. Она просто не хотела надолго расставаться с Гуго, но месяц — это не бог весть какой срок.
— Буду от вас отдыхать, — решительно подытожила Катрин, — ремонт в доме сделаю и, вообще, в Рауб уеду. Заведу себе там любовника! Вот!
— Сомневаюсь я, что ты найдешь достаточно рискового парня. — Тир нисколько не возражал против любовников, но факт есть факт, непросто найти человека, достаточно смелого, чтоб завести роман с Катрин фон Рауб.
— В Гаар поеду, — уже другим тоном произнесла Катрин. — Будем с Дарой куковать, глядя в окошко: «Где?то там наши благоверные?» Дара, по крайней мере, никаких планов насчет тебя не строит. Не возражаешь?
Тир не возражал. Если поместье Рауб было для Катрин темой ежегодных практических работ, то поместье Гаар стало темой диплома и монографии. Общение с Дарой, правда, вряд ли шло ей на пользу — слишком много христианства, слишком мало каких?то других тем — но и вреда не причиняло. С тех пор как Катрин приняла предложение Марты Сернервилл и начала превращаться в акуленка лонгвийско?вальденского бизнеса, она стала маловосприимчива к идеям человеколюбия, всепрощения и беззаветной щедрости.
Катрин дружила с Дарой. Казимир видеть не мог Тира. Последнее раздражало, не сильно, но постоянно, как прилипчивая мелодия, которую не сразу удается выбросить из памяти. Казимир не песенка. От него так просто не отделаешься.
Дополнительную пикантность ситуации придавало то, что как бы ни сложились отношения между командирами групп, необходимости тренировок это не отменяло, и пользу совместных занятий признавали оба. «Дрозды» были неплохими пилотами — речь, разумеется, о старом наборе — самое то, чтобы натаскивать на них по?настоящему талантливый молодняк.
— Считаешь меня своим мальчиком для битья? — поинтересовался однажды Казимир.
Это было первым обращением не по делу со времен раиминов. Но, судя по ощущениям Тира, отнюдь не говорило об оттепели в отношениях.
— Если хочешь, — сказал Тир, — можешь думать так.
Блин, Цыпа же не идиот. Он прекрасно знает, что «Дрозды», в свою очередь, тренируются на курсантах Тира фон Рауба и извлекают из этих тренировок всю пользу, которую они, в принципе, способны извлечь. И к чему, в таком случае, задавать дурацкие вопросы? Только для того, чтобы придать взаимоотношениям остроту и болезненность? Вот разве что так. Казимир любит иногда пожалеть себя, несмотря на то, что сам же и делает себе больно.
Казимир… не слишком ли много от него неприятностей?
А если даже и слишком? Есть предложения, легат?
Предложений не было.
Алекс фон Ольтан, Правом Крови король Эстремадский, хотел, чтобы Тир учил для него пилотов. Для начала хотя бы дюжину, но дюжину таких, кто сможет, пусть не летать — настолько новоиспеченный король пока не замахивался, — но толково учить других.
Противостояние двух империй, Вальдена и Альбин, превратилось в небе в противостояние двух взглядов на войну. Искусство против силы, качество против количества. Алекс Эстремадский, верный последователь Эрика Вальденского, считал, что воюют не числом, а умением. Ну а Тир фон Рауб за два года работы со специальной группой курсантов добился очень впечатляющих результатов. Настолько впечатляющих, что успехи его учеников — и его собственные — объясняли порой сверхъестественными возможностями.
Процесс человеческого мышления непостижим. Неужели трудно сравнить условия, в которых он работает, с условиями, в которых вынуждены работать другие инструктора?
— А лонгвийцы? — напомнил Алекс. — У них в академии есть все то же самое, что у тебя, но у тебя все равно получается лучше. А «призрак» Падре?
— Зашибись, сказал. — Тир сочувственно кивнул. — «Призрак» Падре — это сильно. Алекс, ты теперь король, тебе пора научиться говорить.
— Ты понял, что я имел в виду?
— Понял.
— Ну а хрена ли тогда?
Да, новоиспеченному королю еще многому предстояло научиться.
А Падре еще в начале войны удалось создать «призрак», и удалось это повторить и показать остальным. Падре только объяснить не мог, как он это делает. Тир неделю с него не слезал, требуя все новых и новых формулировок, чуть не под пытками вытягивая объяснения. Он даже обратился к Эрику за разрешением покопаться у Падре в воспоминаниях, раз уж тот не в состоянии перевести свои ощущения в слова.
Эрик покривился, но разрешение дал.
Когда остальные старогвардейцы получили от Тира методику создания «призраков», Мал высказал общее мнение:
— И что тут сложного? Падре, ты цену, что ли, набивал?
— Идите вы все в закат! — буркнул Падре. — У нас Суслик есть, чтоб разное объяснять, вот пусть он и объясняет.
— Не в тренажерах дело, — сказал Алекс. — В тебе дело. Наставник, ты же не откажешь мне в помощи?
— Грубо, Алекс. Откажу и не поморщусь. Еще раз советую: учись говорить.
— Да?да, знаю, от меня одни разочарования! А говорить ты меня не учил, себе приберег.
«Какую лазейку ты оставляешь себе?»
— Я не думал, что тебе это понадобится. Кстати, насчет разочарования — это уже лучше.
— Сработало?
— Сработало.
— И?
— О боги, — Тир вздохнул, — ладно, ладно. Я не разочарован, я горжусь тобой, ты — один из лучших моих учеников, и ты действительно многого добился. Но это не значит, что я буду работать с эстремадцами.