По крайней мере, Зверь надеялся, что духи расстроятся. Раз уж они до сих пор сотрудничали с орками без принуждения, значит, отношения строились на личной приязни. А когда тот, к кому ты испытываешь приязнь, перестает отвечать на звонки и письма, это огорчает. Ведь правда?
Выбираясь к деревне, Зверь дошел в размышлениях до мысли прямо сейчас связаться с Князем и выяснить, насколько огорчительным будет факт, что тот не ответит на вызов шонээ. Он ведь не ответит — война же, магия под запретом.
А шонээ у него, кстати, всегда при себе. Как и у Зверя. В случае чего можно запеленговать друг друга, магия там не магия. Чтоб вытащить Зверя из неприятностей, Князь многим готов рискнуть.
Засыпанное снегом пепелище как будто сошло с военных фотографий. Еще осенью это пугало до дрожи: Зверь родился в стране, где войну — ту войну — помнили спустя десятки лет и будут помнить спустя столетия. Останки деревень с торчащими из обгорелых остовов печными трубами были как возвращение в кошмар, разделенный с тремястами миллионами соплеменников.
И плевать, что он не человек… Кошмарам это без разницы.
Разглядев под одной из труб кресло, в котором корчился, пытаясь выбраться из хватки ремней, живой и относительно здоровый Терсехазмел, Зверь перестал думать о глупостях и стал думать о приятном.
Несколько прекрасных часов наедине с жертвой. Что может быть лучше?
Жаль, правда, что нескольких часов у него не было. Скорее всего, духи уже оповестили сехазмелов о том, где находится их старшой. Сами духи ничего Зверю не сделают, потому что очень боятся, но кроме духов есть еще и орки. А они, сволочи, не боятся вообще ничего.
А они, сволочи, не боятся вообще ничего.
По крайней мере, до тех пор, пока в церемониальном шатре в стойбище Терсехазмела находится что?то, лишившее орков способности бояться.
На допрос не ушло много времени. Гипноз — не магия и не запрещен к использованию во время войны. Времени ушло бы еще меньше, если бы Зверь не переспрашивал, уточняя, правильно ли он понял, все чаще сомневаясь в своем знании орочьего языка. В конце концов, у жречества же свое, профессиональное арго, может, Терсехазмел рассказывает совсем не то, что Зверь слышит.
Выходило, что слышит Зверь именно то, что ему рассказывают. В церемониальном шатре, в окружении священных знаков и черепов убитых врагов, жил бывший царь, ныне — Великий Мертвый. Могучий воин, способный потягаться с Мечниками в боевом искусстве, харизматичный лидер, вдохновляющий свой народ на войну до полного разгрома людей и эльфов, бессмертный, как боги, и, как боги, неуязвимый.
Заминки возникали по двум пунктам. Во?первых, насчет Мечников. Зверь не понял, стал ли царь Мастером, или что имел в виду Терсехазмел? Во?вторых, насчет неуязвимости. В конце концов выяснилось, что воинское умение даровано Великому Мертвому богом, следовательно, является Искусством, следовательно, да, Великий Мертвый — самый настоящий Мастер. Ну а неуязвимость — это неуязвимость. Ни одно существо, вышедшее из чрева матери, и ни один дух или демон не способны ни ранить, ни убить Великого Мертвого.
— А… э… как насчет яйцекладущих? — уточнил Зверь.
Вопрос не встретил понимания.
И в любом случае, использование птиц, рыб или змей для выполнения столь сложной задачи, как убийство Мастера, скорее всего, потребовало бы применения магии. В принципе, наверное, можно было попробовать обратиться за помощью к панголинам, донимающим набегами Восточную Альбию. Но… маловероятно, что они согласятся.
Панголины, они очень некоммуникабельны. К тому же они тоже людоеды.
Зверь убил Терсехазмела. Позвал Блудницу. Пора было возвращаться к своим.
Великое Княжество Радзима. Пристепье. Месяц нортфэ
Князь выслушал его доклад, ничего не уточняя, ни о чем не переспрашивая. И у Зверя ненадолго возникло дурное ощущение, что он знал — заранее знал о том, что расскажет Терсехазмел.
— Это не Мастер, — только и сказал Князь, когда Зверь закончил.
— Можно подумать, это главное, что нас сейчас беспокоит!
Получив в ответ ухмылку, от которой за километр несло издевательством, Зверь понял, что сказал глупость. Мастер бывший царь или нет, имело значение. Для Эльрика — имело. И для Зверя — тоже.
Мастера не убивают Мастеров.
— Но Терсехазмел сказал, что его умение от Бога. Как талант…
— О да, — тонкие пальцы развязывают кисет, тяжелый аромат табака щекочет ноздри, — умение от Бога. Что бы ты взял за могущество, неуязвимость, воинское мастерство?
— Взял? Может, отдал?
Усмешка в ответ:
— Нет, Волк. Ты из тех, кто берет. И устанавливает свои расценки. Ну так что бы ты взял?
Зверь подумал.
— Наверное, душу. Во?первых, душа — мощный энергоноситель, во?вторых, без души он от меня никуда не денется. Такой могущественный и неуязвимый, он же мне и самому пригодится.
— Вот. А Мастер без души… — усмешка на миг становится кривой, нехорошей улыбкой, — это так себе Мастер. Не настоящий. Его можно убить. В нашем случае его нужно убить.
Зверь подумал еще. Взвешивал за и против. Вроде бы все сходилось.
— Блудница может… — сказал он. — По?моему, она отвечает условиям. Она не рождена, и она не дух и не демон. А еще она умная и отлично умеет драться.