— Да и убивал?то твой парень только людей, так ведь? В чем же проблема? Эльфы тоже людей убивают. Ах, да кто их не убивает, скажи на милость?
Нет, Катрин не понимала Светлой Госпожи.
Чем же так привязал мою бедную душу,
Что иду за тобой, этой песне послушна,
Тихой флейте перечить не в силах?
Может, ты Крысолов?
Но любовь — не улов,
И, поверь мне, насильно нет милых.
— Стишки? — прохладно поинтересовалась госпожа Хелед, поймав выскользнувший из книги листок бумаги. — Твои?
— Отдайте!
Катрин разозлилась на себя. Писать стихи в состоянии душевного разлада — это естественно, но забывать их в книгах — очень глупо. Тир посмеялся бы над ней.
Хелед, пожав плечами, протянула Катрин исчерканный листок.
— Он действительно такой?
— Какой? — насторожилась Катрин.
— Как в твоих стихах.
Чем же так привязал золотые рассветы,
Все снега февраля и застенчивость лета,
Чтобы вечность исчезнуть не смела?
Может, ты Крысолов?
Но твой образ из снов —
Только хрупкая мертвенность мела.
— Ты не дописала. Хочешь, подскажу концовку?
— Да! — вырвалось у Катрин.
Да, ей очень нужно было, чтобы кто?нибудь, кто понимает ее хоть немного, сказал ей, чем заканчиваются ее стихи.
Хелед ненадолго задумалась. И кивнула:
— Вот. Слушай.
Чем же так привязал мою горькую память,
Что сгорает она, словно яркое пламя?
Но тебе я ее уступаю.
Знаю, ты Крысолов,
И покорно, без слов,
Я за сказочной флейтой ступаю[3].
— Светлая Госпожа… — Катрин крутила в пальцах бумажный листок. Спросить было неловко. И страшно. Не спросить — невозможно. — Хелед… — Она вздохнула и будто шагнула в пропасть: — Хелед, если он зовет вас, что мешает вам к нему вернуться?
— Он? — Хелед взглянула с великолепным и холодным изумлением.
— Лонгвиец. — Катрин уставилась в пол, рассердившись уже не на себя, а на Светлую Госпожу. Корчит из себя ледяную эльфийскую стерву, а ведь ее сын прав — Хелед до сих пор любит.
И ее — любят. И ей?то никто не угрожает смертью.
— Он не зовет, — спокойно произнесла Хелед. — Больше не заговаривай об этом.
Время шло, а ничего страшного не происходило. Миновала осень, пришла зима — айнодорская бесснежная зима, почти ничем не отличающаяся от лета. Здесь не было ни одной церкви, и даже на Рождество Катрин не могла подойти к Чаше, и оставалось только радоваться, что Гуго — невинный младенец, которому не нужно пока ни отпущение грехов, ни причастие.
Кормить его грудью становилось все сложнее. Он родился с зубами, а сейчас, в восьмимесячном возрасте, кусался уже так, что пил больше крови, чем молока. Катрин начала отучать сына от груди.
Ей не хватало снега. Ей необходимо было исповедаться. Ей иногда до слез хотелось увидеть Рогер. И еще она начинала думать, что госпожа Хелед не так уж ошибается, когда говорит, что Тир — не чудовище. Хелед конечно же ошибалась — как она могла судить о том, чего не знает? Ведь Хелед же не видела, как выходит из морозного облака ледяной ангел, несущий смерть. Хелед никогда не заглядывала ему в глаза. Хелед никогда… никогда не видела, как пляшут в его зрачках веселые язычки пламени, как он улыбается, как, задумавшись, покусывает нижнюю губу. Хелед не знает, какими нежными, настойчивыми, бесстыдными, родными могут быть его губы, его руки, его взгляд, всегда насмешливый, всегда теплый… Хелед не представляет, сколько в нем силы, как щедро он делится этой силой с любым, кто нравится ему, с любым, кому нужна поддержка. Разве демоны могут делиться? Демоны могут только отбирать. Только убивать. Разве нет?
Почему же тогда?..
Катрин боялась этих мыслей. Катрин слабела. Ей все больше хотелось вернуться в Рогер.
…Знаю, ты Крысолов,
И покорно, без слов,
Я за сказочной флейтой ступаю.
— Он дал слово чести, что не сделает тебе ничего плохого. Не только не убьет — вообще ничего не сделает. И он совершенно определенно не собирается убивать своего сына.
— Что? — Катрин не сразу поняла, о чем речь, слишком неожиданно госпожа Хелед начала разговор. Слишком… — Нет! Вы же не хотите отдать ему Гуго?!
— Ты хочешь, чтобы Гуго вырос без отца?
— Нельзя ему верить, — безнадежно сказала Катрин, — неужели вы не понимаете? Слово чести… Да у него нет чести! Он же… он — воплощение лжи, он пообещает все, что угодно, и ничего не выполнит. Ему наплевать!
— Правда? — улыбнулась Хелед. — Ты уверена?
Да! Да, она была в этом уверена…
Да.
Но Тир никогда не лгал ей. Тир вообще никогда не лгал. Даже в мелочах. И если он обещал что?то, он выполнял обещание. Об этом всем было известно, даже тем, кто его ненавидел. И все же…
Как сложно, господи, как тяжело.
— Он просто хочет забрать у меня Гуго, — сказала Катрин.
— Он, может, и хочет просто забрать у тебя Гуго, но кто ж ему даст? — Хелед нехорошо усмехнулась. — Ты не шефанго, ты имеешь полное право не отдавать сына. Фон Рауб сказал: «Если это необходимо, я готов принять ее в своем доме». Он тебя имел в виду. И обещал, что не убьет.
— Ему нельзя верить, — повторила Катрин.
— Возможно. Я хотела заглянуть ему в душу, но, знаешь, Эрик очень щепетилен в таких вопросах. Он считает, что это унизительная процедура, и вообще… — Хелед сморщила нос. — Не понимаю, чем можно унизить демона, но Эрику виднее. Да, кстати, он, в свою очередь, гарантирует безопасность тебе и Гуго.