— Потому что Эрик знает, что делает.
— А если нет?
Ох… вот теперь у нее, кажется, получилось. Сделать что?то — сказать что?то… болезненное. В черных зрачках вспыхнуло алое пламя, а улыбка — заморозила кровь.
— Для всех будет лучше, если я продолжу думать, будто Эрик знает, что делает.
Он улыбался так лишь однажды на ее памяти — в бальном зале в рождественскую ночь. Его слова не похожи на угрозу. Но они пугают. А улыбка меняется снова, меняется взгляд, меняется голос:
— Ради всех богов, не надо ревновать меня к Эрику. Приоритеты расставлены, я не буду их менять, да и вообще, ты же знаешь, я не люблю женщин.
Чего она только что боялась? Кого? Вот этого наглого мальчишку?! Он клоун и лицедей, он демон, и он не опасен для тех, кого любит.
— Ты когда?нибудь бываешь серьезным? — Теперь Хильда сама не верит гневным ноткам в своем голосе.
— Время от времени.
И снова они идут рядом. Будто не было короткой стычки. Рука Хильды — на его руке. Улицы ярко освещены, но темны воротные арки, и тьма надежно скрывает от глаз ночные патрули. Императору не нравилось то, что его невеста встречается по ночам с его демоном. Императору тем более не понравится то, что Хильда встречается с его демоном, уже не будучи невестой.
Да нет, неправда это. Эрик умен. И уверен в своей силе. И в своей женщине — тоже уверен.
— Вы ничего не понимаете. — Хильда говорит тихо, но уже хотя бы без злости и без грусти. — Вы летаете, воюете, у вас какие?то свои законы, непохожие на те, что внизу. Тир, кто?нибудь из вас задумывался над тем, как высоко вы взлетели — здесь, в Вальдене, а не там, — она указала вверх, — не в небе.
Тир в ответ пожимает плечами. Какая разница, где их место в Вальдене, если они почти не бывают здесь? Не потому, что неделями остаются на границе, а потому, что, даже живя в Рогере, почти не спускаются на землю. Они — Старая Гвардия, что им делать на земле?
— Вы — лейб?гвардия. — Хильда смеется. — Ты хоть понимаешь, что это означает, а? В этом твоем бесклассовом обществе, из которого ты сюда явился, не было ничего подобного. На вашем месте мечтают оказаться люди с такими амбициями и деньгами, каких у вас никогда не будет. Люди такого происхождения, что по сравнению с ними даже эльфы и шефанго — выскочки из низов. Нет, они не хотят охранять Эрика — не в этом суть службы в лейб?гвардии. Они хотят иметь на него влияние. За это влияние ведется постоянная борьба, за это влияние убивают и умирают. А вы проходите по коврам, под которыми идет грызня за место у трона, и даже не смотрите вниз. Вы взлетаете в свое небо и не смотрите на землю. Вы оставляете Эрика наедине со всей этой сворой. И это он защищает вас. Хотя должно быть наоборот.
Тир помнит о каждой попытке убить их, искалечить или оклеветать, предотвращенной Клендертом. Тир знает, что сначала вальденская знать стояла за каждым третьим покушением, теперь — за каждым пятым. Ставки снижаются. Интерес падает. Азарт угасает.
Тир не говорит ничего. Он слушает Хильду. Он уже догадывается, о чем она скажет.
Влияние на Эрика… Кто вхож к императору в любое время дня и ночи? Кто называет его величество по имени, дерзит, нарушает все мыслимые правила этикета, забывает о субординации? К чьим советам Эрик прислушивается и даже если не принимает их, то обдумывает — обязательно.
Кто имеет возможность в любой момент убить его?
— Раньше ты был один, — говорит Хильда, — а теперь нас двое.
Кто имеет возможность в любой момент убить его?
— Раньше ты был один, — говорит Хильда, — а теперь нас двое. Можешь себе представить? Ты неведомо где, нашел неведомо кого, привез неведомо откуда и отдал Эрику. Неведомо зачем. Как будто тебе мало было той власти, которой ты уже обладал. А сейчас, когда я уже не стану женой императора, навсегда останусь любовницей, все становится настолько двусмысленным и некрасивым, что надо придать хотя бы видимость… я не знаю… — Хильда замедляет шаги и, подняв голову, пытается найти слово. Как будто нужные слова написаны звездами по черному небу. — Вот поэтому, — подытоживает она. — Чтобы не было разговоров.
Тир молча кивает. Он ни черта не понял, если честно. Ситуацию уже не спасти, разговоры все равно будут, но объяснение, предложенное Хильдой, не хуже любого другого, в котором найдется хоть капля логики.
Он услышал главное: Хильда останется в Рогере. Останется в замке. Спасая душу Эрика, рискнет собственной. Она любит, поэтому будет грешить. Ради любви. Ради спасения любимого. Будет ждать, когда Эрик сам — по своей воле, повинуясь велению сердца, а не разума, — примет христианство.
Может быть, когда?нибудь это случится. И став христианином — настоящим христианином — Эрик поступит, как большинство христиан. Откажется от любых сделок с демонами. Но, во?первых, это случится еще не скоро. А во?вторых, нынешний демон умеет убегать и прятаться гораздо лучше, чем тринадцать лет назад, когда он только что появился в Саэти.
Что ж, получилось даже забавно. Вот она — та самая неодолимая сила, перед лицом которой сильные отступают в сторону, а умные — склоняются. Тир никогда не считал себя сильным. И если Казимира, по сути, вынудили отказаться от собственной природы, то Тиру всего лишь приказали завести любовницу. Кому пришлось хуже? Вот именно.