Я сделал шаг в сторону, но Лора тоже сделала, и между нами опять очутилась кадушка.
— Что ты несешь? — спросила она, когда молчание уже стало невыносимым.
— Замазку.
— Зачем?
— Так… окна замажу. Дать тебе?
— Мы уже замазали.
— На… возьми…
Мне почему?то очень захотелось, чтобы она взяла замазку. Я протянул ей ком через кадушку. Она поколебалась, но взяла.
— Я хочу спать, — сказала она. — До свидания.
В калитке показался Виталька.
— Вы скоро тут кончите любовь крутить?
— Уже кончили! — Она взялась за дверь.
— Подожди… ты почему тогда не пришла?
— Потому, что оканчивается на «у».
— Очень остроумно.
— Как умею.
— Меня чуть волки не съели.
— Жаль.
Хлопнула дверь. Виталька потянул меня за рукав.
— Побежали, поздно уже.
Мы опять помчались по темным улицам. Когда райцентр остался далеко позади, Ерманский вдруг спохватился:
— А где твоя замазка?
— Отдал, — сказал я мрачно. Мне было жалко замазки. Ни любви, ни замазки…
Виталька остановился на полном скаку, словно конь, увидевший перед собой стену.
— Кому? — шепотом спросил он.
— Ей…
— Идиот! — закричал Виталька. — Ты знаешь, кто она? Дочь школьного завхоза!
Первая любовь (продолжение)
Все утро мы думали, как выкрутиться, и ничего не могли придумать. И так и этак выходило, что мы влипли, и влипли крепко. Правда, у меня была слабая надежда, что Лора не придаст должного значения замазке, выбросит, например, куда?нибудь ее или, узнав, что замазка со школьных окон, не продаст нас. Но Ерманский на этот счет держался другого мнения.
— Ты не знаешь девчонок, — сказал он. — Они ябеды от рождения. Вот посмотришь, выдаст с потрохами.
Завхоз появился после обеда. Это был угрюмый, черный, тощий дядька. Из нашего окна было видно, как он тщательно вытирал ноги о траву (утром прошел сильный дождь), а затем снял на крыльце сапоги и вошел в ерманский дом.
Мы повесили снаружи на нашу дверь замок, залезли в комнату через окно и притаились, ожидая, что же будет.
У Ерманских завхоз пробыл недолго.
Надев сапоги, он вошел в нашу калитку, осмотрел внимательно замок, дом, особенно рамы окон, словно поковырял на них старую замазку, и неторопливо зашагал в сторону райцентра, держа под мышкой ком, завернутый в стенгазету.
— У?у, гад! — выругался Виталька. — Сколько на нем пацанов погорело… Кулак чертов! Пойду узнаю, что он там говорил.
Виталька побежал домой. Его не было очень долго. Мы с Вадом уже успели сварить картошку и съесть ее, а Ерманский все не показывался. Наконец он пришел очень мрачный. Я никогда не видел его таким мрачным. Виталька поманил меня пальцем, и мы вышли во двор. Вад обиженно засопел. Он уже с утра дулся на меня из?за того, что я не рассказывал ему, где мы были ночью.
— Дело дрянь, — сказал Виталька, усаживаясь на влажное после дождя бревно. — Переполох подняли страшный. Твоя продала и тебя и меня. Вызывали милицию, написали акт.
— Но ведь они нашли замазку…
— Дело не в замазке, хотя и это тоже… Дело в стенгазете.
— При чем тут стенгазета? — удивился я.
— Оказывается, их нельзя срывать. Их сдают в архив.
Виталька был очень расстроен. Он считал, что его должны исключить из школы, а меня не принять.
Да, это были очень плохие новости. Представляю, как воспримет их отец… Остался только один выход — бежать. Бежать завтра же!
Мы долго молчали.
— Мать плачет, — сказал вдруг Виталька. — Но не в этом дело. Отец узнает — убьет. Он меня один раз за то, что стащил в физкабинете батарейку, три дня бил.
— Мне тоже достанется.
— Есть только один выход…
— Какой?
— Сказать, что нас послал Комендант. А Коменданту что они сделают? Из школы он все равно исключен.
Я покачал головой.
— Нет. Так нельзя.
— Он даже и не узнает. К нему никто и не пойдет.
— Все равно. Так нечестно.
— Честно… нечестно… Завтра с утра нас в школу вызывают… Узнаешь…
Весь день Виталька Ерманский уговаривал меня свалить все на Коменданта. Он приводил всевозможные, довольно хитроумные доводы. Например, он сравнивал Коменданта с камнем. Дескать, нес ты глечик с молоком, засмотрелся на красивую девчонку и упал. Если расскажешь все, как было, здорово влетит: не засматривайся, сопляк, мал еще. Если же сказать, что ты споткнулся о камень, то влетит меньше, а может, и совсем не влетит — с каждым может случиться. Ты не наказан, а камень — ему что? — лежит себе да лежит.
Пример с камнем меня не убедил. Тогда Виталька переключился на примеры из истории войн, на так называемые военные хитрости. Знал он их множество. Особенно он нажимал на троянского коня. Приволокли деревянного коня в город, а в животе садят вражеские воины. Честно? Не очень. Но цель достигнута.
Но и троянский конь не убедил меня. Виталька выругался, махнул рукой, и ушел домой обиженный.
Время тянулось ужасно медленно. Вад продолжал дуться, и я один сидел .на завалинке. Я думал про все эти беды, которые вдруг свалились на меня. Особенно была неприятна история с замазкой.
У соседей скрипнула калитка. На улицу вышла Клара Семеновна с тазом в руках. Увидев меня, она улыбнулась:
— Добрый вечер, Витечка.
— Здравствуйте, Клара Семеновна.
— Ты не поможешь мне донести белье? Мой лоботряс опять куда?то залился.
Я взял таз с бельем за один край, а Клара Семеновна взялась за другой. Я оглянулся, не видит ли Вад, чем я занимаюсь, но Вада не было. Зато я заметил в окне Витальку Ерманского… Странно…