Я хотел показать отцовское письмо. Я давно ждал подходящего момента, чтобы показать его, но у матери был такой расстроенный вид, что мне стало жалко ее.
На крыльце послышались шаги. Мать торопливо спрятала конверт за пазуху. Отец подозрительно посмотрел на меня.
— Опять умничаешь?
Я вышел во двор. Вад продолжал тянуть «какдуртре». Ребром правой ладони он стучал о железную скобу. Я еще раз попытался всунуть ему петуха, но безуспешно.
За сараем на бревне сидели хромой бухгалтер и дядя Авес и вслух читали информационный бюллетень. За последнее время они сильно сдружились.
— Пе?ре?езд… в лишен?ные цивилиза?ции мес?та из?за при?хо?ти Дик?та?то?ра, — по складам читал дядя Авес, — ли?шен вся?кого смыс?ла…
— Лишен, — поддакивал бухгалтер.
Увидев меня, бухгалтер встал и расчесался.
Увидев меня, бухгалтер встал и расчесался.
— Плачет, — сказал я.
— Молодец, — дядя Авес похлопал бухгалтера по плечу — Плачет — это уже хорошо Я еще с ней поговорю. Никуда мы отсюда не уедем. А сейчас пошли выпьем. У тебя есть деньги?
— Сотня.
— Отлично! Еще и на закуску хватит!
Бухгалтер пошевелил губами.
— Даже сорок три копейки останется.
— Возьмем на них хамсы.
Вечерам дядя Авес пришел сильно навеселе. Он вызвал мать во двор, и они там долго шептались, причем мать вытирала глаза подолам платья. Отец сидел хмурый. По?моему, он о чем?то догадывался.
За ужином мать, глядя в окно, вскрикнула и выронила ложку. Я посмотрел туда и увидел бледное лицо бухгалтера с приплюснутым к стеклу носом.
От неожиданности я тоже выронил ложку. Отец обернулся.
— Что за черт! — вскочил он.
Лицо с приплюснутым носом исчезло.
— Видение, — хихикнул дядя Авес.
Отец торопливо вышел из комнаты. Слышно было, как он ходит под окнами.
— Слышь, иди за Абрама… то есть Семена, — начал дядя Авес, мигая сонными глазами. — Бухгалтер, красавец мужик, домище какой… а этот…
— Перестань при ребенке…
— Рожа, как у цыгана… Страшилище морское. Издеватель млекопитающий…
Дядя Авес задумался, изобретая очередное ругательство, но в это время дверь хлопнула и появился отец, таща упирающегося посиневшего Вада.
— Какдуртре, какдуртре, — хрипел Вад.
— Замолчи, идиотик! — крикнула мать. — Глотку порвешь!
Она взяла ложку и стала насильно пихать Ваду в рот картошку.
— Ешь — не хочу, хочу — не ешь, — сострил дядя Авес.
— Выйдем, Сева Иванович, — оказал отец.
— Зачем?
— Покурим.
— Я некурящий. У меня легкие никудышные.
— Ничего, пара затяжек не повредит.
— Не хочу курить. Я спать хочу.
Дядя Авес стал снимать сапоги, ‘но отец вежливо взял его под локоть. Вернулись они очень скоро. Сонного вида у дяди Авеса как не бывало. Дядя был взъерошен и возбужден. Одно ухо у него горело. Не говоря ни слова, дядя полез под кровать за своим чемоданом.
— Ты куда? — взволновалась мать.
Дядя Авес раскрыл чемодан и стал заталкивать туда свои вещи.
— Ты что с ним сделал? — закричала мать.
— То, что надо, — ответил отец, снимая толстые трофейные ботинки.
Затем он разделся и лег на кровать, отвернувшись к стене.
— Харя! — вдруг выкрикнул дядя Авес. — Подумаешь! Кто ты есть? У меня все части еле пришиты, а он по уху! Кто ты такой? Ну, кто ты такой? Нужен мне твой дом паршивый? Подавись им!
Дядя схватил чемодан и поволок его к выходу.
— Сева! — кинулась мать.
Но дядя Авес вышел, изо всех сил хлопнув дверью. Мать побежала за ним. Вернулись они через полчаса. Дядя Авес ворча стал распаковывать чемодан.
— Хочешь, чтобы было все по?хорошему, река Хунцы, чтобы лес и станция была, а за это по уху бьют и из дому гонят.
Проснувшись ночью, я услышал тихий разговор, доносившийся из комнаты родителей. Разговор шел о дяде Авесе.
— Летчик, три раза горел, а ума — на копейку. Учит ребят всяким гадостям. Могилу хотел раскопать… Связался с бухгалтером… подбивает его. Что у тебя с ним было?
— Ничего… чай ходил пить…
— Хватит… отходил…
— Я ему так и сказала…
— Это все Севка! Придурковатый какой?то.
— Как ты не поймешь… Счастье какое… И муж, и брат в один год из мертвых воскресли… Конечно, он немного странный, но ты уж прости его.
Он ведь мой брат….
Я думал, что после вчерашних событий дядя Авес будет дуться целую неделю, но ошибся. Дядя встал в бодром настроении, надел свои галифе и, напевая «Потому, потому что мы пилоты…» отправился во двор умываться.
— Слей мне, — попросил он.
Я взял ведро, кружку и вышел вслед за дядей. Авес Чивонави козлом скакал по двору.
— Давай, давай и ты! Нечего лениться! В здоровом теле — здоровый дух.
Я старался не смотреть на дядино «здоровое» тело.
Сделав зарядку, Авес Чивонави смочил себе лицо и грудь, покрытую жиденькими волосами, и стал бодро вытираться.
— Не вешай нос, трюфель, понял? Ничего у него не выйдет! А не то уйдем все к Абраму. Видал, какой домище? Ишь, моду взял… по уху…
Авес осторожно потрогал ухо и затрусил к дому, хлопая галифе. Навстречу ему вышел сонный Вад.
— Выспался, трюфель? Фрица откапывать пойдем?
Вад открыл рот, но оттуда послышалось лишь клокотание. Что?то наподобие «Кр?р?р».
— Смажь постным маслом, — посоветовал дядя. — Очень помотает.
Подготовка к переезду шла полным ходом. Отец привез доски и принялся сколачивать из них ящики. Нам на личные нужды он выделил старый фанерный чемодан.