— Так ты едешь с нами или нет? — спросил отец дядю Авеса.
— Еду, — буркнул дядя.
— А как же хромой друг?
Но дядя молча проглотил ехидство.
У нас с Вадом чемодан был уже уложен, и мы побежали прощаться с Нижнеозерском. В первую очередь, конечно, мы отправились на минное поле. Там мы не были целую вечность.
Еще издали запахло дымком: значит, пацаны там. Однако у костра сидел лишь один Дылда. Новость, что мы уезжаем, Дылда выслушал довольно равнодушно.
— Я тоже скоро отчаливаю, — сказал он. — Уже завербовался. Завод строить буду. Задаток получил. Хотите выпить?
Дылда сходил в блиндаж и принес бутылку мутной жидкости. Мы отказались. Дылда сделал глоток прямо из горлышка.
— А где пацаны?
— Они больше сюда не ходят.
Мы отказались. Дылда сделал глоток прямо из горлышка.
— А где пацаны?
— Они больше сюда не ходят. У Малыша мать замуж вышла, теперь его не пускают, а Рыжий… — Дылда глотнул еще раз. — Рыжий с дядей Костей живет.
Рыжий живет у дяди Кости. Вот это новость!
Мы попрощались с Дылдой. Он протянул нам несколько печеных картофелин.
— Возьмите на дорогу…
На краю поляны мы оглянулись. Дылда смотрел нам вслед, опустив руки, в рваной фуфайке, какой?то слишком взрослый.
На стук вышел дядя Костя. Он обрадовался нам, засуетился.
— Заходите, хлопцы, заходите.
Дядя Костя был сильно навеселе.
— Рыжий дома?
— Обед готовит. Такой работящий хлопец попался…. Все вертится, вертится. Вот только выпить не дает. — Дядя Костя понизил голос. — И дерется кое?когда. Я слабый уже, а у него кулаки… Как даст… Малыш бы никогда…
Мы прошли в комнату. В кухне было полно чаду, на плите что?то шипело, стреляло, бурлило.
Возле плиты, с ложкой в руках, подпоясанный белым фартуком, возился Рыжий, В первую минуту я даже не узнал его: такой он стал толстый и краснорожий.
— А, Нероны… Здорово, здорово… Вад, подай соль, в столе, да быстрей, а то крышка горячая.
— За встречу бы надо, — намекнул дядя Костя.
— Я вот тебе дам за встречу… Иди воды принеси.
Дядя Костя торопливо взял ведро и вышел.
— Видали? — подмигнул Рыжий. — Он у меня как шелковый… Я тут всем заворачиваю. Куда же вы? Сейчас суп будет готов. Сила, а не суп. А пока вы бы дров покололи.
Оставалось еще два часа. Прощаться больше было не с кем. И я вдруг почему?то вспомнил про Марию Стюарт. Мне захотелось сказать ей о нашем переезде, обрадовать, что у нее больше не будет неприятностей.
Марии Степановны дома не оказалось. На лавочке сидела древняя?предревняя старушка, очевидно, ее мать.
— Что сказать?то?
— Скажите, бабушка, что приходил Веспасиан.
— Ась?
— Император Веспасиан.
— Ишь ты. Запиши на бумажке, а то все равно позабуду.
Бумажки у меня не было, и я написал сучком на дорожке:
«Приходил прощаться император Веспасиан»
(1932 г. — …н. э.)
Уходя, я оглянулся. Старушка рвала лопухи и бережно укрывала ими надпись.
Дядя Авес продолжает удивлять
Подали поезд, началась суматоха.
— Пора, — дал я знак Ваду.
На другом пути пыхтел товарняк, направлявшийся на юг. Мы решили вскочить на него.
— Чего стоите? — налетел отец. — Поезд отходит!
— Сейчас…
— А где ваш чемодан?
Я глянул вниз. Чемодана не было.
— Его отнес в вагон Сева, — сказала мать.
Я похолодел. Бежать без чемодана? Деньги, вещи, все там… Или еще можно успеть? Я рванулся к вагону. Но в вагоне не было не только чемодана, но и дяди. Теперь забеспокоилась мать. Она стала метаться по перрону, расспрашивая проводников, пассажиров, не видел ли кто худощавого мужчину с лицом в ожогах, и с большим фанерным чемоданом. Никто такого мужчины не видел. Но когда наш поезд почта тронулся, нашелся человек, который видел худощавого мужчину с лицом в ожогах и с большим фанерным чемоданом. Этот мужчина, — сказал он, — сел в поезд «Москва — Новороссийск», который ушел уже пятнадцать минут назад.
— У него была на голове помятая соломенная шляпа?
Да, у него была на голове помятая соломенная шляпа.
— И он хромал на левую ногу?
Да, он хромал на левую ногу.
Сомнений больше не было. Дядя Авес сел в поезд «Москва — Новороссийск» с нашим чемоданом.
Всю дорогу у нас только и было разговоров, что о дяде Авесе. Отец высказал предположение, что это был вовсе не дядя Авес, а какой?то проходимец, который выдавал себя за него, а настоящий дядя Авес сгорел в самолете. Услышав такое, мать устроила страшную сцену. Подождав, пока она кончится, отец стал развивать свою теорию дальше. Возможно, проходимец Авес тоже горел где?нибудь и ему сделали пластическую операцию. Став полностью неузнаваемым, Авес приезжает в какой?нибудь город, расспрашивает у соседей погибшего летчика о подробностях его детства и затем является в эту семью под видом самого летчика. Прием довольно избитый, но выгодный. Можно жить сколько угодно на дармовщину и в то же время заниматься каким?нибудь отхожим промыслом; например, грабить магазины. Кстати, накануне нашего отъезда ограблено подряд два магазина. Мать, как услышала про магазины, так чуть в обморок не повалилась.
— Мой родной брат — грабитель?
— Да не брат, а этот проходимец.
— Как ты смеешь?
— Смею. Надоел он мне, как горькая редька.
Отец был очень доволен, что Авес исчез, и даже ничуть не жалел о пропавшем чемодане.