У Дылды опустились руки, и картошка из подола рубашки скатилась на землю.
— Какой… отец?.. — выдавил он из себя, хлопая глазами.
— Настоящий.
— Ваш, что ли?
— Ну да.
— А откуда он взялся?
— Из партизан.
— А?а…
Дылда никак не мог прийти в себя от этой новости. Он смотрел на меня так, словно это я был партизаном.
— Теперь мы не будем приходить. Отец не разрешает.
Дылда молча собрал картошку, и мы пошли к костру.
— У Витьки отец пришел! — заорал Дылда.
Я еще никогда не видел его таким. Всегда он был очень спокойный парень.
Рыжий и Малыш вскочили.
— Брешешь!
— Лопнуть мне. Теперь они не будут приходить.
— А как же на горох сегодня хотели? — заволновался Малыш.
Пацаны страшно расстроились. Мы все лето были вместе и здорово сдружились.
Дружба наша началась так. Однажды мы с Вадом бродили по лесу и наткнулись на небольшую полянку. Увидев эту полянку, мы так и остолбенели. На ней цвела картошка! Густая, сочная, зеленая! Уже давно вокруг Нижнеозерска из съедобного не росло ничего сочного и зеленого. Даже яблоки?дички остались лишь в самых глухих местах, и за ними надо было ходить к черту на кулички.
Вад с ходу рванулся к картошке, но я его удержал. Недалеко от нас торчала почерневшая палка с прибитой дощечкой:
ОСТОРОЖНО! МИНЫ!
Сержант Курилов.
Вот почему картошка была цела!
Мы обошли поле со всех сторон. Сержант Курилов был, видно, дядька аккуратный. Дощечки с надписью имелись на каждой стороне, даже на некоторых углах. Рыть картошку на заминированном поле было глупо, и мы, очень расстроенные, поплелись домой. Я уже решил рассказать об этом поле саперам, может быть, они разрешат побыть во время разминирования и дадут нарыть немножко картошки, пока не приедут из сельпо.
Вдруг мы увидели трех пацанов. Они сидели возле костра и шуровали в нем палками. Пацаны были обросшие, в рваных майках, и я сразу понял, что это безотцовщина.
От костра вкусно пахло. Мы остановились и стали глотать слюнки. Пацаны тоже увидели нас.
— Вали, вали, — сказал рыжий пацан и зло посмотрел на нас.
— Картошку печете? — вежливо спросил я.
— Не твое дело! Топай! — еще больше разозлился Рыжий. Видно, это был очень нервный пацан.
— Копаете? И мин не боитесь?
— Дылда! — закричал Рыжий. — Дай вот этому большому в глаз! А я маленькому!
— Ладно, — сказал добродушно длинный пацан. — Пусть себе идут. Только, братва, здесь не шатайтесь. Тут все наше.
— И минное поле ваше?
— Не… Оно ничейное… Мины там… Недавно коза подорвалась.
— Ну раз так…
Я зашагал к минному полю.
— Стой! — заорали хором все трое.
— Куда ты?! — вцепился в меня Вад.
— Отстань! Знаю, что делаю!
— Дурак! Взорвешься! — переживал больше всех Рыжий.
Но я спокойно подобрал сучок, дошел до поля и стал копать картошку. Я уже догадался, в чем тут дело. Мне сразу показался подозрительным аккуратный почерк сержанта Курилова. Как же, есть у него время сидеть и выводить каждую буковку. И потом — где же это здесь подорвалась коза? Что?то я не увидел ни одной воронки, а глаз у меня на эти дела наметанный. Если поле заминировано, воронки обязательно будут, ставишь ты столбы или нет. Заяц там, волк или даже просто суслик — они читать не умеют, все равно проволочку кто?нибудь зацепит. Я уж не говорю, что троица не зря облюбовала себе это место. Кто бы это стал жечь костер возле минного поля, чуть ли не с краю Разве что маменькины сынки какие. А эти, видно, ребята тертые, безотцовщина. Ловко они придумали: посадили весной картошку, а может быть, просто нашли посадку, поставили столбы и сиди себе пеки картошечку все лето, еще и на зиму останется.
Я нарыл полный подол, наложил картошки в карманы. Вад стоял неподалеку и таращил на меня глаза: он ничего не понимал.
Безотцовщина встала из?за костра и двинулась ко мне. Наверно, все?таки будет драка. Лишь бы у них не оказалось ножей.
— Бей большого, Дылда! Бей! — закричал Рыжий. — А я другому врежу.
Рыжий подскочил к Ваду и замахнулся, но мой брат подставил ему ребро ладони, и Рыжий взвыл от боли. У Вада была железная ладонь. Он нарочно набил ее себе. Ходил целыми днями и стучал о различные предметы. Даже ночью, бывало, проснется и стучит.
— Это наша картошка! — пропищал третий пацан, лопоухий заморыш. — Дылда, чикни их ножичком! Чикни!
Такой маленький, а такой кровожадный. Дылда колебался. Он пыхтел и вращал глазами, то на своих, то на нас. Это был сильный пацан, но, видно, не очень находчивый. Положение было опасным.
— Но позвольте, — сказал я. — Еще совсем недавно вы говорили, что это поле ничейное, а сейчас вы утверждаете, что оно ваше и собираетесь даже нас бить. Где же логика? Надо быть справедливым. Император Веспасиан всегда был справедливым. Ни разу не оказалось, что казнен невинный — разве что в его отсутствие, без его ведома или даже против его воли. Гельвидий Приск при возвращении императора из Сирии один приветствовал его Веспасианом, как частного человека, потом во всех своих преторских эдиктах ни разу его не упомянул, но Веспасиан рассердился не раньше, чем тот разбранил его нещадно, как плебея. Но и тут, даже сослав его, даже распорядившись убить, он всеми силами старался спасти его: он послал отозвать убийц и спас бы его, если бы не ложное донесение, будто он уже мертв. Во всяком случае, никакая смерть его не радовала, и даже над заслуженной казнью случалось ему сетовать и плакать.