Дерек не мог, оказывается, внятно объяснить, сорвался ли он с крыши, или сиганул сам, увидев Марджери Пек за краем. Знал только одно: он должен ее догнать, и обязательно сейчас. Это было важнее, чем какие-то там законы Земли.
Законы Земли, правда, едва его не разубедили, потому что летя вниз он потерял сознание, а очнулся невесть где от холода, сырости, саднящей боли в лице и ломоты во всем теле. Лежа плашмя в высокой, но жухлой траве.
— Здесь, в городе, полном смога, ноябрь так не чувствуется.
Там было озеро, узкое, как клинок волшебного меча, берег круглился, спускаясь от сосен к воде, камыши стояли желтые. И туман. Сырой, промозглый, он будто выгораживал в мире кусок, где Марджери Пек, сидя на полешке, наблюдала за его возвращением к жизни.
Сесть сразу не удалось, пришлось переваливаться на бок и подпирать себя локтем. Ну, что дальше?
— Так я еще не скипала, — безмятежно призналась Мардж. — Интересный способ, хотя и немного рискованный.
— А я-то здесь как?
— Багажом, — она явно над ним посмеивалась. У ног, обутых в черные туфли, змеился дымом крохотный костерок, в нем на угольях стояла жестяная миска, куда Марджери как раз бросала брусничный лист. Вода кипела. На коленях у девушки лежала стрела.
— Думаешь, я не возьмусь отличить стрелу, что могла меня убить, но не хотела, от той, что хотела бы, но не смогла?
— Допустим, не хотела, но что это меняет по существу? — Дерек, сел, морщась от боли в затылке.
— Ты со мной не справишься, — предупредила его мисс Пек.
— Проверим?
Она расхохоталась.
— А потом? Прижмешь к земле своим телом?
— К дереву привяжу, — буркнул он. — Далеко тут?
— Прилично, если пешком.
— А… эээ… твоим способом?
— А я тоже пешком. Когда скипаешь, всегда оказываешься здесь, а вот отсюда — будь добр ножками. Боюсь, тебе придется тащить меня на руках. Иначе потеряюсь.
Поднявшись, Дерек в глубине души согласился, что Мардж с ним управится. Еле-еле доплелся до берега, разбил корочку льда, чтобы умыться, заодно оценил поврежения. Впрочем, брусничный отвар, который Марджери налила в старую консервную банку, чудесным образом укрепил его дух.
— Я была в работном доме, — сказала Марджери, когда он пил. — Я там, знаешь ли, выросла. Ни за один, проведенный там день, я не поблагодарю. Расписывала фарфор: чашечки-блюдечки, розочки-бутончики. Ненавижу. И это еще художественный, понимаешь, вкус. Знаешь, как они там воруют? Мы неделями одну тушеную капусту жрали. Без мяса. Что вы можете дать моим детям? Обучить двум-трем простым заклинаниям, наговаривать адреса на почте? Всю жизнь?
— Зато они оттуда выйдут. И им будет — куда. Эти дети, — Дерек помедлил, потом решился, — тебе нужны больше, чем ты — им. Мог бы понять, в принципе, нереализованные материнские комплексы, недоигранные куклы, но за наркотики, голубка, ты отсидишь!
— Наркотики? Кретин! — она вскочила на ноги и кулачки сжала, аж слезы брызнули. — Какие наркотики? Мы грабили аптеки, потому что мне надо было их лечить! Это вы, проклятые, отравили крыс, а все мои заразились, только я держалась, потому что… потому что… Я не в ответе, если у них еще что пропало!
Потому что эльфийская кровь, даже самая ее капелька, делает невосприимчивым к заразе. Все, что Дерек видел в особняке, подтверждало ее слова, а житейского опыта у него было достаточно, чтобы сообразить: для иного провизора налет ворья — редкий повод списать недостачу, скажем, «слез матери», а то и «черной дури».
— Все ведь хуже, — сказала она, — чем наркотики. За одни наркотики вы бы за мной с драконом не гонялись. Секретные… эээ… службы? Будут держать, прикованной к койке, исколют и изрежут на лабораторные образцы. Принудят размножаться в «интересах государства», если придумают способ контроля. Отработанный материал уничтожат. Такие ходят сказки среди тех, кто с даром. Убеди меня, что это не так. Я тебе поверю.
— Итак, — подытожил я, убедившись, что больше он ничего рассказывать не намерен, — она на свободе?
Дерек кивнул.
— Должностное преступление, — сказал я.
— Я уволился.
Я отметил, как быстро и напористо это было произнесено.
— И куда ты намерен податься?
— Да хотя бы и в детский отдел. Тамошние пожилые дамы, думаю, мне обрадуются. Или вот еще… — он помялся, потом закончил, — государственная служба аудита детских заведений. Сердцем чую: там весело.
Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:
— Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми и непреодолимыми…
— Не будь дураком, Рен, — вспылил мой бывший шеф.
Сердцем чую: там весело.
Я долго мялся, собираясь с духом, но все-таки предупредил:
— Если ты решил, что в твои руки попало чудесное орудие… или оружие, с помощью которого можно смеяться над вещами, которые прежде казались незыблемыми и непреодолимыми…
— Не будь дураком, Рен, — вспылил мой бывший шеф. — Не прикидывайся, будто не понял природу ее дара? Это физиологическая реакция на страх. Как, скажем, мурашки по коже. Чем меньше она боится, тем труднее ей исчезать. Научи ее не бояться, не вздрагивать в темноте, не кидаться сломя голову прочь, и дар исчезнет. И никаким спецслужбам она нафиг не будет нужна. Она спросила, есть ли у меня честь. Я пытаюсь ответить на этот вопрос.