На столе при нем гостя ждали бокалы: вино или кофе, и никогда — бумаги. Гракх шутя сломал и эту традицию. А может, то была традиция только для Альбина Мяты. Для правильного эльфа важнее всего стиль. Это «прошлое» было из разряда «не вернется».
— Садись, — сказал хозяин. — Есть дело.
Еще одна претензия правильных эльфов к Гракху Шиповнику — то, что он все решает быстро, словно сам из короткоживущих. Чисто человеческое свойство, которое делает его тем, что он есть. Силой.
— Мне, — была его следующая реплика, — нужен Дом Мяты.
Какое совпадение.
— Дома Мяты не существует, — монотонно произнес Альбин. — Дом не существует, если нет побегов. Для того, чтобы объявить Дом, надобно минимум два поколения в наличии. Таков закон.
— Я знаю закон. В отличие от старых пердунов, войдя в Палату Лордов, я собираюсь работать. Мне нужно, чтобы под «Дом Шиповник» на моих документах стояло «Дом Мяты». И было бы вовсе неплохо, если бы Мята при этом звалась Великим Домом.
— Просто чудесно, — согласился Альбин. — Шиповник уже решил, которую из своих дочерей он отдаст мне в жены?
— Шиповник не будет препятствовать, если ты договоришься с девой, но, как ты справедливо заметил, одно поколение — еще не Дом, а два поколения — не Великий Дом.
У нас на руках сложная ситуация, и если мы позволим Хоресу Папоротнику утопить ее в сомнениях и словесах, то все самое плохое, что может произойти, будет нами только заслужено.
— Это так, — согласился Альбин, становясь очень осторожным.
— Есть некая дама эльфийской крови, которая хотела бы найти родственный Дом. Я предлагаю тебе признать ее Мятой.
— Марджори Пек?
— Да.
Альбин помолчал, размышляя.
— Марджори Пек ждет ребенка.
— Ребенок тоже эльфийской крови, пусть у него этой крови не больше одной тридцать второй. Когда он родится, у Мяты будет два поколения. Кроме того, если ребенок родится и у тебя, Мята совершенно очевидно будет признана быстро развивающимся Домом. Величие же Дома по традиции определяется возрастом старшего ствола и обилием молодой поросли. Ты очень долго добивался этого у Кассиаса, я знаю. Я предлагаю тебе это все разом. Идет?
Альбин усмехнулся.
— В городе полно ничьих эльфов и их метисов. Предлагаешь всех ронинов скопом записать в Мяту? Зуб даю, каждый из них был бы вовсе не против найти родственный дом!
— Не юродствуй. Кому нужен такой Сорный Дом? Какой вес у его слова?
— Ты не боишься? — спросил его Альбин.
Это место — оно располагало к искренности и к слову чести. Хотя, может, это только его оно располагало, потому что это было сердце Дома, а он более всего ценил Дом.
Гракх встретил его вопрос спокойно:
— Страшнее стоять на месте, чем двигаться навстречу врагу, кто бы ни был враг.
— Я говорю не о врагах. Ты дал ей слово.
— Я как раз пытаюсь его сдержать, — Шиповнику, видимо, стало смешно.
— Очень своеобразно пытаешься, не так ли?
— Ей нужен дом, который ее примет. Если это будет Мята, выиграют все. Заставить другой Дом признать ее — практически невозможно. Нет средств давления. Напоминаю: даже когда ты возьмешь жену, вы можете десятилетиями ждать потомства.
— А Мята, значит, может взять на себя позорное пятно происхождения этой метиски?
— А Мяте, — спросил Гракх, — уже не все равно?
— Ты не можешь признать Марджори Пек Мятой без согласия главы Дома Мяты, то есть меня. А мне нужны доказательства. Документы. Ложь навлечет на тебя проклятие. Ты можешь позволить себе проклятие?
Гракх поднял на него глаза, и оказалось вдруг, что они обведены темным.
— Хочешь спросить, могу ли я позволить себе еще одно?
Хороший удар. Гракх отвечает одним словом на сто, но одно оно сильнее ста. Запомним это. Первая жена его умерла, рожая, и ребенка тоже не спасли, а он попер против рока и женился снова на Чине из Акации, и ее сроки вот-вот придут. Немыслимая дерзость для эльфа, чей фатум зависим от слова и намерения: запускать судьбу на второй заход. Что ему еще одна грозовая туча? Он к ним привык. Но я бы не хотел быть Шиповником под его рукой.
— Это не то, чтобы ложь, — сказал хозяин, левой рукой вынимая из ящика стола большую стеклянную колбу и выставляя ее на стол. — В конце концов, из множества возможных правд ты сам выбираешь, чему верить.
Альбин нагнулся вперед почти против воли. В колбе, упрятав в пузо чуткий нежный нос, свернулся гибкий зверек, в совершенстве заполнивший собой пространство.
Альбин нагнулся вперед почти против воли. В колбе, упрятав в пузо чуткий нежный нос, свернулся гибкий зверек, в совершенстве заполнивший собой пространство. Шкурка стального цвета под стеклом переливалась мазутными пятнами. Журналист постучал по стеклу ногтем, но никакой реакции со стороны существа не последовало.
— Что это? Гугль архивный? Хочешь сказать, ты прошерстил архивы эльфийских Домов?
— Он прошерстил.
Вялый какой-то. Может, больной? С другой стороны Альбин ничего не знал о повадках и метаболизме гугля. Может, просто обожрался и спит?
— Нигде ничего нет о Марджори Пек. Нигде и никогда ни один эльф не писал на бумаге ничего, что могло бы ее касаться. Первая запись о ней сделана в тот момент, когда сверток с пищащим младенцем был подброшен к двери работного дома. Как будто у нее вообще не было матери.