В тот день мы поели мяса.
На двенадцатый день нашего путешествия я ощутил в воздухе слабый запах.
— Стой! — крикнул я Хассану. — Ты чувствуешь?
— Что?
— Уже прошло, — сказал я.
— Что ты почувствовал? — спросил он.
— Курию. Хассан рассмеялся:
— Ты тоже спятил.
Я осмотрел серебрящиеся в лунном свете дюны и поправил на плече бурдюк с водой. Хассан перекинул свой бурдюк на другое плечо.
— Ничего нет, — сказал он. — Идем дальше.
— Он рядом с нами, — прошептал я. — Ты не ошибся, когда его увидел.
— Ни один курия в пустыне не выживет, — произнес Хассан.
Я огляделся:
— Он где-то здесь. Где-то совсем рядом.
— Пошли, — устало сказал Хассан. — Скоро утро.
— Хорошо, — ответил я.
— Скоро утро.
— Хорошо, — ответил я.
— Чего ты медлишь? — спросил он. Я огляделся:
— Я медлю потому, что мы идем не одни. Нас сопровождают.
— Ничего не вижу, — сказал Хассан, оглядев дюны.
— Говорю тебе, мы здесь не одни, — повторил я.
Мы пошли дальше.
Хассан намеревался выйти не к Красному Камню, находящемуся к северо-западу от Клима, а к Четырем Пальмам — опорному пункту каваров, расположенному намного южнее. Путь туда был значительно дольше. С другой стороны, он принял разумное решение. В оазисе Красного! Камня обитали ташиды, подчиненное аретаям племя. Кроме того, между Климом и Красным Камнем пролегали территории, контролируемые Абдулом, соляным убаром, которого я знавал под именем Ибн-Саран. Ну и, наконец, дорога на Четыре Пальмы быстрее выводила нас из страны дюн в обычную пустыню, где можно натолкнуться на какую-нибудь дичь или встретить племена кочевников. Взвесив все «за» и «против», мы решили идти на Четыре Пальмы. Разумеется, опасности подстерегали нас на обоих направлениях. Приходилось рисковать, иного выбора у нас не было.
Хассан рисковал продуманно, и теперь нам предстояло узнать, сопутствует ли ему удача.
Он ориентировался по солнцу и по перелетным птицам. У нас не было никаких инструментов или карт, позволивших бы определить точное направление на Красный Камень или на Четыре Пальмы.
Мы рисковали. Альтернативой риску была не безопасность, а неминуемая смерть.
Одним из последствий плана Хассана явилось то, что в течение определенного времени мы шли на юго-запад от Клима, другими словами, еще глубже забирались в самые глухие и дикие уголки страны дюн, где нет даже караванных дорог.
Я понял, что именно поэтому за нами устремился зверь.
— Воды осталось на четыре дня, — объявил я Хассану.
— На шесть, — спокойно ответил он. — Два дня мы продержимся и без воды.
Мы дошли до границы страны дюн. Я смотрел на безжизненные холмы, овраги, скалы и колючий кустарник.
— Сколько еще осталось идти? — спросил я.
— Не знаю, — пожал плечами Хассан. — Может быть, пять дней, может быть, десять.
Мы не знали, в каком именно месте мы вышли из дюн.
— Далеко мы забрались, — сказал я.
— Ты не обратил внимания на ветер? — спросил Хассан.
— Нет, — сказал я. О ветре я и не подумал.
— Откуда он дует?
— С востока.
— Сейчас весна, — заметил Хассан.
— Это играет какую-то роль? — спросил я. Ветер был точно таким же, как раньше, неутомимый, порывистый ветер Тахари. Разве что направление действительно изменилось.
На четырнадцатый день нашего путешествия ветер задул с востока.
— Да, — кивнул Хассан, — это важно.
Два ана назад над горизонтом показался краешек солнца. Ан назад Хассан сказал:
— Пора копать траншею.
Стоя на коленях, мы руками вырыли траншею в потрескавшейся земле. Траншея получилась глубиной в четыре фута, очень узкая, копать ее было несложно. Мы вырыли ее строго перпендикулярно движению солнца, чтобы обеспечить тень в течение всего дня, за исключением нескольких полуденных часов.
Стоя на краю траншеи, Хассан задумчиво повторил:
— Это очень важно.
— Я ничего не вижу, — сказал я.
Лицо секли поднятые ветром песчинки.
— Мы зашли слишком далеко, — произнес он.
— Что-нибудь можно сделать? — спросил я.
— Я лягу спать, — ответил Хассан. — Я страшно устал.
Я видел начало бури. Далеко на востоке появилась тоненькая полоска на горизонте. И только потом до меня дошло, что высота полосы достигает сотен футов, а ширина — нескольких сотен пасангов. Небо стало серым, потом черным, как от дыма. Боясь ослепнуть, я закрыл глаза руками и сжался в комок на дне траншеи. Вокруг уже завывал ветер, песчинки до крови секли мои руки. Я рискнул приподнять голову. Небо почернело, вокруг бушевала песчаная буря. Я сидел в траншее, обхватив голову руками, и слушал бурю. Затем я уснул.
Ближе к ночи мы с Хассаном проснулись и попили воды. Буря прошла. Мы снова увидели звезды. .
— Сколько длятся такие бури? — спросил я.
— Весна, — пожал плечами Хассан, как это принято в Тахари. — Никто не знает.
— Разве я не твой брат? — спросил я. Хассан поднял голову.
— Никто не знает, сколько продлится буря, — повторил он. — Может быть, несколько дней. Весна. И ветер дует с востока. — Хассан снова опустил голову и уснул.
Спустя некоторое время я уснул тоже. Перед рассветом я неожиданно проснулся Он стоял, глубоко увязнув в песке, и смотрел на нас.
— Хассан! — крикнул я.
Хассан проснулся мгновенно. Мы вскочили, тут же по колено утонув в песке.