Я осмотрел горизонт. Ничего.
Я снова опустился в седло и натянул на лицо бурнус, стараясь спрятать глаза от палящего солнца. Спустя некоторое время снял туфли и сунул их под ремень уздечки. Ноги я поставил на шею кайилу.
Мелодично позвякивали колокольчики.
Алейна быстро усваивала горианский. Это мне нравилось. Она провела в пеналах Тора около четырнадцати дней, почти три германских недели. Естественно, я поинтересовался ее успехами. Как я и просил, ее поместили в клетку стимуляции. Первые пять дней, следуя моему указанию, ее держали в веревочной упряжи. Впоследствии упряжь ни разу не применили в качестве дисциплинарной меры, поскольку девушка проявила себя весьма старательной и способной. Более того, она не дала повода для порки или наказания голодом.
Первые горианские слова, которые выучила в пеналах Тора пленная землянка, были: «Ла кейджера», что означает «Я рабыня».
— Варварка, — заявил чиновник из городских пеналов, — чрезвычайно способна и сообразительна, во всяком случае для женщины. Странно другое — тело ее ужасно закрепощено. Такое впечатление, что все мышцы напряжены и скованы.
— Вы когда-нибудь слышали о Земле? — спросил я.
— Слышал, — ответил он. — Неужели на самом деле есть такое место?
— Да, — ответил я.
— А я думал, это все легенды. — Нет.
— У меня было несколько девушек, которые утверждали, что они оттуда. Некоторые рыдали и просили отправить их обратно на Землю.
— Что вы с ними сделали?
— Выпорол, и они заткнулись. Самое интересное, что побывавшие у настоящего хозяина землянки никогда не просятся на родину. Напротив, стоит им пригрозить, что их отправят обратно, и они готовы сделать для вас что угодно. — Торговец улыбнулся. — Они любят свои ошейники.
— Только в ошейнике женщина обретает полную свободу, — сказал я.
Это была горианская поговорка. Очень давно на Земле люди отвернулись от собственного тела, от природы, от генетически обусловленных психобиологических связей. Это привело к тому, что истощенная, нелюбимая и загрязненная промышленными отходами планета перестала восприниматься ими как родной дом. На Горе подобного не произошло.
— Значит, — произнес, возвращаясь к Алейне, работорговец, — она землянка?
— Да, — ответил я, — как и многих других, ее доставили сюда на невольничьем корабле.
На Горе подобного не произошло.
— Значит, — произнес, возвращаясь к Алейне, работорговец, — она землянка?
— Да, — ответил я, — как и многих других, ее доставили сюда на невольничьем корабле.
— Занятно, — пробормотал он.
— В течение многих лет, — сказал я, — ее мускулы привыкали двигаться в механической, дерганой манере, похожей на движение роботов. Некоторые мышечные группы не были задействованы вообще. Надеюсь, они не атрофировались.
— Мы пропустили ее через самые интенсивные тренировочные программы, — сказал работорговец, — но добились небольшого успеха. Она еше не чувствует себя женщиной, не двигается как женщина и, я подозреваю, еше не поняла, что такое быть женщиной.
— Этому, — сказал я, — ее научит мужчина.
— Они что, все там такие, на Земле? — спросил он.
— Многие, — ответил я, — но не все.
— Страшное, должно быть, место, — пробормотал он.
— На Земле, — пояснил я, — женщины стараются походить на мужчин.
— Зачем это? — опешил горианец.
— Может быть, у них мало мужчин.
— Не хватает мужского населения? — уточнил он.
— Особей мужского пола там предостаточно, — сказал я, — а вот мужчин не хватает.
— Мне это трудно понять, — покачал головой работорговец.
Я улыбнулся:
— Горианцу такие тонкости не объяснить.
Он пожал плечами.
— Их нельзя винить, — сказал я. — И мужчины и женщины Земли стали жертвами исторических факторов, социальных, интеллектуальных и технологических особенностей развития их общества. Мальчикам с колыбели прививали антимужские ценности, заставляли подавлять свои инстинкты и бояться их. Так они и вырастали, несчастные, затравленные, подверженные множеству болезней и расстройств. Единственное утешение они находили в покорности и подчинении сложившимся законам.
— Значит, у них победили женщины? — спросил торговец.
— Нет, — ответил я, — победили машины. Женщины тоже проиграли.
— Не сомневаюсь, — вдруг перебил он меня, — что придет день и мужчины на Земле не побоятся стать мужчинами.
— Боюсь, что нет, — ответил я. — Может быть, на это отважатся редкие личности. Слишком хорошо у них налажен процесс обучения, действующий на тонком, подсознательном уровне. Там женщины открыто боятся своей женственности, а мужчины, пусть и не так откровенно, боятся своей мужественности. Они отворачиваются от зова крови, делая вид, что его просто не существует. Они считают опасным следовать собственным инстинктам, и с каждым годом им становится все труднее сбросить наброшенные цепи. Соответственно самые слабые, глубже всего забравшиеся в капкан, заняли первые места. Зная, что у них никогда не хватит сил востребовать свои законные права, они опасаются, что это сделают другие, и истерично проповедуют все новые и новые запреты.
— Слабые, — произнес горианец, — должны всегда бояться сильных.
— Они боятся мира, в котором живут.