— Развяжите ей ноги, — приказал он стражникам. Один из них тут же распутал ремни на лодыжках и протянул их через вшитое в ошейник кольцо. Ремни вынуждали девушку постоянно стоять на коленях. Теперь ее ноги были свободны, а развязанные концы ремней превратились в длинный поводок. Подобная упряжь позволяет связывать рабов сразу несколькими способами. Девушка с ужасом смотрела на Самоса, но рабовладелец уже отвернулся в другую сторону.
Танцовщица лежала на спине, музыка продолжала жить в ее дыхании, движениях головы и маленьких, очаровательных рук.
Тело рабыни покрылось капельками пота.
Я щелкнул пальцами, и она подогнула ноги в коленях. Теперь она лежала, запрокинув голову. Черные волосы разметались по мозаичному полу.
Она плавно приподнимала тело и вытягивала руки, словно моля о разрешении подняться, но я говорил: «Нет!» Она падала на спину, и все повторялось снова. На пятый раз я позволил ей встать на колени. Танцовщица выпрямилась. Огромные, жгучие глаза смотрели на меня с укором. Она по-прежнему двигалась под музыку, не в силах выйти из-под ее власти.
Я жестом разрешил ей подняться на ноги.
— Порадуй гостей Самоса хорошим танцем, рабыня, — приказал я ей.
Разъяренная невольница начала медленно обходить гостей, демонстрируя каждому из них свое великолепное тело. Мужчины стучали по столу и возбужденно кричали. Некоторые вытягивали руки, желая потискать ее грудь или бедра, но она молниеносно уворачивалась.
Самос поднялся из-за стола и направился к выложенной на полу мозаичной карте. Я последовал за ним.
В одном месте он остановился и произнес:
— Где-то здесь.
Я взглянул на состоящий из сотен отполированных плиточек причудливый рисунок под ногами. В этом месте плитки были светло-коричневого и коричневого цвета. Некоторые из них ослепительно сверкали, отражая пламя факелов. Танцовщица продолжала извиваться перед низким столом. Глаза гостей вылезали из орбит. Невольница успевала потанцевать перед каждым, при этом умудряясь делать вид, что танцует в данный момент исключительно для него.
— Я не все тебе рассказал, — произнес Самос.
— Что еще?
— Курии объявили Сардару ультиматум
— Ультиматум? — переспросил я.
— Там было сказано: «Отдайте Гор».
— И все?
— И все, — ответил Самос.
— Ничего не понимаю, — сказал я. — С какой стати эта часть мира должна достаться куриям?
— Похоже на сумасшествие, — проворчал Самос.
— Но курии не сумасшедшие, — возразил я. — Они предложили им какой-либо выбор?
— Никакого.
— Отдайте Гор, — повторил я.
— Безумное требование, — пожал плечами Самос.
— А если нет?
— Этого я и боюсь.
— Как же отреагировали на Сардаре? — спросил я. — Высмеяли гонцов и отправили их обратно?
Самос улыбнулся:
— Царствующий Жрец Миск, один из властителей Сардара, попросил уточнить детали.
— Тянет время? — улыбнулся я.
— Конечно.
— Какой все-таки они дали ответ, если они его дали?
— Отдайте Гор, — сказал Самос. — Повторили требование курий. С тех пор вся связь между ними прекратилась.
— Курии не ответили?
— Не ответили.
— Курии, разумеется, блефуют, — сказал я. — Царствующие Жрецы не сильны в таких тонкостях. Они привыкли действовать, руководствуясь разумом и логикой. Они не мыслят в категориях необоснованных требований, психологического давления и ложных притязаний.
Самос пожал плечами.
— Иногда мне кажется, — сказал я, — что Царствующие вообще не понимают курий. Похоже, это действительно далекие друг от друга формы жизни.
— И от людей они отстоят далеко, — заметил Самос, имея в виду Царствующих Жрецов.
— И от людей тоже, — согласился я.
— И от людей тоже, — согласился я.
Царствующие Жрецы обладали энергией и страстями, но то были весьма отличные от человеческих энергии и страсти. Природа Царствующих Жрецов всегда оставалась для меня загадкой. Я мог наблюдать за их поступками, но мотивы всегда оставались неведомыми. Основное общение с внешним миром проходило через усики. Царствующие Жрецы имели глаза, но не особо на них полагались. Они прекрасно ориентировались в темноте. В Рое было светло, но это следовало рассматривать как уступку людям и другим существам, с которыми Царствующие Жрецы делили свое жилье. Их музыка представляла собой рапсодию ароматов, большинство из которых были для людей неприятны. Они украшали свои жилища невидимыми полосками запаха, которые с благоговением наносили по всему внутреннему убранству комнат. Высшим же чувственным наслаждением считалось погрузить усики в волокнистую, золотую гриву наркотического жука, который немедленно захватывал их своими кривыми пустотелыми клешнями и начинал высасывать питательную жидкость, убивая хозяина. Несмотря на все отличия в эволюционном развитии и психологии, они научились понимать значение слова «друг». Я знал также, что они понимали, хотя и по-своему, слово «любовь». Я вспомнил Миска и улыбнулся. Как-то раз он заявил:
— Только люди способны понять курий. — И добавил: — Они очень похожи.
Конечно, это была шутка. И как во всякой шутке…
Ну а если серьезно, то я сомневаюсь, что мягкие и деликатные Царствующие Жрецы, огромные, золотистые существа, старающиеся не вмешиваться в чужие дела, до конца понимают своих врагов. Им просто недоступны настойчивость, агрессия, природная злость, похоть и жадность курий. Светлые и миролюбивые воззрения Царствующих Жрецов не позволяют осознать безумие и свирепость людей и курий. Курии и люди, безусловно, лучше понимают друг друга. Пока курии оставались за пятым кольцом планеты, называемой на Земле Юпитером, а на Горе, в честь легендарного героя Ара, — Герсиусом, Царствующие Жрецы могли не волноваться. Их не тревожило, что изголодавшиеся волки вылезли из нор и уже начинают скрестись в самые их двери.